Вновь она срывалась на бег, не замечая бьющих по морде колючих веток. Отметала боль на задворки сознания. Важно лишь спасение единственного. А фальшь в волчьей песне можно пропустить мимо чутких ушей. Главное, чтобы он отвечал, а лапы легко несли по стылой земле.
Минуты, другая. Показалась хижина на краю леса. В окнах мелькал живой свет свечей. От дома пахло волком, страстью и женщиной. Её запах приторно-сладкий, но при этом терпнет на языке, как от неспелой айвы.
Сердце замерло. Глупая волчица уже знала, что увидит в приветливо распахнутых окнах. Ей бы бежать, прятаться. Постараться забыть зов, но ноги упрямо несли к ладной хижине, построенной из свежих брёвен. Нос, уткнулся в прозрачную гладь стекла.
Столик, чашки с отваром. Исправные часы с кукушкой на стене. На новой медвежьей шкуре у жаркого камина среди пуховых подушек лежала девушка. Не красавица, не уродина. Просто женщина. Неуловимо похожа на волчицу в человечье обличие.
Обнажённая кожа румяна от тепла камина. Пухлые губы застыли в довольной усмешке. У самых её ног лежал серый волк. Он с жадностью лизал то руки, ласкающие шерсть, то ноги ведьмы. И когда та, щёлкнув пальцами, подавала знак, он вновь жалостно выл для волчицы. С азартом они ожидали, когда, та доверительно откликнется на зов.
Боль накатила на душу глупышки. Смеются...! Они просто смеются над ней! Нет перебитых лап и сломанных рёбер! Нет холодного пола в подвале! Нет раскаяния и любви! Нет! Нет! Нет! Ничего нет...
А есть просто смех... Злая шутка... От скуки или любопытства. Да просто, чтобы скрасить длинный вечер.
Скулёж вырвался из пасти волчицы, а после и рык, наполнились яростью. Потонули в рыке чувства. Оплавилась любовь как олово в огне. Нет больше любви. Нет больше прошения. Скуля, попросила у луны справедливости. Попросила отмщение. По заслугам предателю и ведьме.
Но столь любимое божество вновь было глухо потому как волк тоже её дитя. Боль разрывала грудь волчицы. Ярость застелила глаза. Пена безумия срывалась с пасти, плавила снег у лап. Нет больше ничего человеческого, есть только озлобленность, только лютая жажда крови предателя. И безжалостная вьюга в сердце.
Яростный рывок и тонкая преграда стекла проломилась как первый лёд под ногами. Со звоном острые грани осколков разлетелись, оставив мелкие порезы на нежной коже волчьего носа. Падая на пол, осколки звенели, ударяясь друг об друга, с хрустальным перестуком. Они хрустели под лапами как обёрточная бумага, превращаясь в пыль.
В уцелевших осколках, едва держащихся в искалеченный раме, блеснуло отражение тёмной фигуры. Занеся когтистую лапу, волчица нанесла удар. Рубиновая кровь пролилась сквозь белые пальцы, что пытались стянуть рану на нежной шее разлучницы. Алое пламя жизни угасало, сворачиваясь бурыми каплями на углях в камине... В глазах женщины застыло неверие. Последний выдох вырывался пузырящейся струйкой крови на посеревших губах.
Она не видела, как, врезаясь когтями в доски пола, друг напротив друга, стоят два волка. В звериных глазах серого шок и непонимание. Взгляд бурой застилал голодный гнев презрения к волку. С груди самки сорвался глухой рык. Слыша намерения бурой, серый пригнулся, готовясь к атаке. Треск под лапами и два мощных тела врезались друг в друга.
В каждом ударе и укусе было столько же страсти и чувства как когда-то в постели. С той же отдачей, что прежде слетались воедино, они рвали друг друга. Волчица, ища отмщение. Волк, стараясь защитить жизнь. Глаза налитые кровью, когти, зубы, серая и бурая шерсть. Неистовый клубок разносил маленький домик в хлам, до тех пор, пока ни выломив дверь, они, выпали на белый снег.
На сияющем саване зимы, где секунду назад был волк, припав на одно колено, стоял мужчина. Чёрные пряди волос чуть с проседью, будто присыпанные перцем с солью. Крупные, но мягкие черты лица. Кривой шрам, пересекающий щёку, полученный ещё в детстве в неравном бою со старым псом.
Не раз и не два она гладила и целовала этот шрам, говоря, как он ей дорог. С восхищением убеждала, шрамы лишь красят мужчин. Как с нежностью касалась крупных губ, исследуя их. Моля о наслаждения, утопала в чайных глазах. Разве она могла теперь закрыть их навсегда? Дрогнуло сердце волчицы болью тянущей. Тяжело любить ненавидя. Тяжело решиться на последний шаг.