И вот теперь она лежала среди трупов на черти какой безымянной и дикой планете и чувствовала запах свежей Смерти, близкой, живой. Сжимала в ладошке холодный камушек с какими-то хитрыми буквами.
Часть 4
По следам некромагов. Глава 5. Саута сеет Ветер
На башне звонил протяжно и звонко колокол, приклады хлестко бряцали по брусчатке, глухо топали солдатские начищенные до блеска сапожки — торжественный развод караула сиял начищенными бляхами, кокардами и пуговками на ярко-синих длинных шинелях с высокими меховыми воротниками и белыми шапками. Цитадель праздновала 1-е февраля, День Пробуждения Ветров, покровителей Кусини и их Империи. Высокие и подтянутые, стройные красавцы артисты, слаженно и четко махали сабельками, крутили в руках ружья, хором громко вскрикивали что-то невнятное типа «Уеб…ть!», смотрели в небо благородными лицами с высоко задранными подбородками.
Толпа на площади смотрела сонно, шоу мало отличалось от прошлогоднего, как и от всех, что тут были в этот день каждый год из трехсотлетия династии. Из всех этих тысяч натренированных спокойно пассивно демонстрировать лояльность лиц придворных, выделялось худое и бледное, неровно покрытое розовыми пятнами румянца, с огромными сиявшими удивлением, восхищением и неподдельным восторгом глазами. Саута остановилась на этом молодом наивном фейсе на тонкой шейке, узнала Бахатымбая. По крайней мере так его назвали здесь, оформляя местный паспорт. Тот ученый, которого прислала Маринез из Сената. Тот, от которого сейчас зависит будущее Сауты, Кусини, Цитадели и всей Гувуманги. До чего же неприятное лицо, думала Царица и не понимала, что в нем так отталкивает — вроде молод, строен, умен и даже счастлив. Наверно, именно что как-то слишком счастлив.
— Красавцы, — Царь Наут также неприятно счастливо лыбился на вылетевших галопом на площадь кавалеристов на белых лошадках в золоченых шлемах с красными перьями.
Саута в тоске смотрела на всех этих изображающих радость хитрых царедворцев и нескольких искренне счастливых дебилов. Какое пробуждение ветров⁈ На площади стоял тотальный штиль тихого спящего зимнего дня. Знамена висели как тряпки, лысые деревья, как старики в чайхане, не шевелились ни одной веточкой, в довершение пошел крупными хлопьями снег — нарочито медленно и плавно кружась, мягко ложась на бархат парадных шинелей, на морды отчаянно спокойных лошадей. А сейчас, когда над страной нависла тень этого трижды проклятого минерала, когда на эту цитадель из космоса уставились десятки жадных рыл, готовых все тут утопить в крови, если окажется, что минерал может им пригодиться, уничтожить и ее, и еще миллионы жителей… Сейчас так больно видеть это шоу вместо реальной власти и хоть какой-то возможности укрепить державу так, чтоб устояла.
Г- де ты видишь ветры? Их нет, — Владычица Цитадели тихо но внятно говорила в затылок венценосному супругу, — Все имитация. И солдаты, и ветры, и народная преданность. Спектакль.
— Вся эта жизнь спектакль, — Монарх стоял, как исполин на трибуне озаренный величественной улыбкой и сиянием фонарей, — Хочешь ветров? Попробуй. Устрой такой спектакль, чтоб я поверил. Буду рад, если получится интересно.
Ну да, легко сказать, устрой, — думала горько Саута, не зная где искать искренность и свежего сильного ветра, — но я найду. Развод караула завершился, пресветлая чета ушла от толпы по парапету во дворец. Царица, попрощавшись кивком с царем, двинувшим в свои покои на тему зеленого порошка, не переодеваясь, как была в ритуальном прикиде, кликнула двух охранников и советника, почти бегом спустилась на двор. Погрузились в инопланетный белоснежный джип с монаршим гербом на капоте. Удобно усевшись на заднем справа, сказала водиле ехать в Жижисилаху.
Полсотни километров на запад от Файдазавада по местами засыпанной снегом дороге, мощный внедорожник вполне мог одолеть за час. Саута смотрела в окно на белые плоские просторы степи, отгороженные от трассы узкой лесополосой. Снежные шапки на кронах, сугробы на обочинах, столько лет она в Файдазаваде, но все еще не привыкла к снегу и вообще к зиме. Серое холодное небо вселяло тоску и тревогу, а синее морозное — чувство беззащитности. Белые хлопья говорили с ней о Смерти и потерях, а меховые шубы не грели. И приходилось тешить себя только мыслями, что это здесь ненадолго, на два-три месяца, и вспоминать теплый сухой февраль дома в Махалигизе.
Заснеженные деревья мелькали, сугробы тянулись, степь за ними лежала как будто недвижно. Как его купить, это Бахатымбая? У него, наверное, все есть там в Мановахе. Плевать ему на Гувумангу и на все, чем может одарить его провинциальная царица. Правда, Саута, безошибочно чувствовала всегда голодного мужика, и четко видела, что этот ученый как с необитаемого острова. Пристроила к нему фрейлину, одну из лучших. Правильнее было бы может самой его взять в оборот? Но он настолько не в ее вкусе. Тщедушный и тонкий, очень неуверенный. Владычице всегда нравились наоборот — крепкие, наглые и веселые, горячие и спортивные.