— Услышал всё-таки, о чём мы с Яковом говорили.
— Так, вы особо и не скрывались, всего надо было только прислушаться. Так вот, я этого сквалыгу уломал рецепт зелья дать. Оказался очень простой, хоть и гоблинский, траву, в его состав входящую, почитай в любом месте, сыскать можно в нужном количестве. Эх, раньше бы про него знать…
— А он тебе обманку не подсунул?
— Попробовал бы, — отмахнулся Агееч. — Что я сапог, прохудившийся какой, чтобы на обманку повестись. Да и Суть этот рецепт подтвердила. Я тебе его попозже расскажу — тебе, как бугру ватаги, знать его желательно.
Позже, когда мы ужинали, чем хозяева угощали, бывший полусотник делился впечатлениями.
— Частокол высокий, крепкий не такой, конечно, как в тех же Ясенках отстроен, но там и от других тварей, двуногих, обороняться приходится. Волкам такой частокол никак не преодолеть, не перепрыгнут они его. На такое, наверное, только нхан су способны с их умением телепортироваться. Но их тут сроду не видели. Специально у местных уточнял. А чтобы у волков такая способность была — не слышал. Рвануть с места, цапнуть так, чтобы быку заднюю ногу за раз перекусить или целый шмат мяса с жертвы выдрать — это да. Это они умеют, а чтобы телепортироваться…
— Подкоп? — продолжал делиться мыслями Иван. — Да, пусть попробуют — глубже трёх метров копать замучаются, а выше всё тот же частокол, да ещё камнем с двух сторон укреплённый. Да такой частокол, наверное, только маммут сломать сможет, да и если не один, втроём-вчетвером наваляться. Но откуда в наших краях маммуты, их только далеко не севере видели. И то не понятно, что там правда в тех рассказах, а что байка очередная.
— Значит, местным ничего не угрожает?
— Пока они здесь, на подворье, думаю, что нет.
— Хорошо.
— Им хорошо, а нам нет.
— Поясни.
— Прошлой ночью, когда зверьё под самой стеной выть вздумало, местные постреляли да пошумели, чтобы их отогнать. Да ни разу не попали. Возможно, сегодняшней ночью твари снова пожалуют. Если нам повезёт — двоих-троих завалим. И всё. Волк — зверь умный. Больше на дистанцию выстрела не подойдёт. Придётся нам наружу выходить и там волков бить.
— Надо — выйдем, — вставил своё слово Агееч. — Я и не надеялся их, тут сидя, перебить.
— Я свами пойду, — тут же вставил Иван, — лишним не буду. Долина небольшая, далеко бегать не придётся.
— И я пойду! — тут же влез Миклуш.
— Нет, Миклуш. А кто тогда наш отход, в случае чего прикрывать будет? Ты и будешь. А кому я это дело доверить могу?
И вот волки в гости пожаловали. Вечером мы долину осматривали, она со стены как на ладони вся видна, ни одной твари не заметили.
— Вон они, — указал рукой полусотник куда-то влево на западную сторону долины. — Видишь вон ту плоскую вершину, прямо через неё и идут в открытую, то ли дурные, то ли наглые. Что, впрочем, одно от другого почти не отличается. Больше десяти голов насчитал, но их гораздо больше.
Я вгляделся в ту сторону, пытаясь хоть что-то рассмотреть на склонах холмов, едва подсвеченных тусклым светом луны, прикрывшейся полупрозрачной вуалью облаков. И как только Иван что-то видит в этой темноте? Чёрт! Я же про гоблинское зелье совсем забыл! А когда? Тут спать завалились, не перед сном же его было пить? Открыв поясную сумку, я достал скляночку. Зубами вытащив деревянную пробку, выпил содержимое, которого было-то на два глотка, и чуть тут же не выплюнул обратно. О таком омерзительном вкусе меня не предупреждали! С трудом проглотил. Ещё немного постоял, ожидая, пока эта бурда в желудке уляжется. А потом вновь заткнул склянку пробкой и засунул обратно в сумку. Как сказал Агееч, старик-гоблин, оказавшийся шаманом,
— Что, бугор, прочувствовал? — хмыкнул полусотник.
— Гадость изрядная, — сплюнул я через частокол. И ведь запить нельзя, Агееч об этом особо предупредил. Он, кстати, тоже вон морщится. — И когда она действовать начнёт?
— Минут через десять где-то, — ответил Иван. — Но снадобье стоящее, лучшее из того, что я пробовал. Видно, конечно, далеко не как днём, но и это просто отличное подспорье.
Вдруг раздался громкий полный несдерживаемой ярости и леденящий душу вой. Он пронёсся над долиной и отразился эхом от холмов. И тут же был подхвачен десятками глоток.
Пробрало до ледяных мурашек, толпой пробежавших снизу-вверх по позвоночнику и тут же обратно. А ещё меня грызла какое-то подспудное чувство о неправильности происходящего.
Но тут подворье переполошилось. Загомонили, захлопали крыльями, птицы, чем-то напоминающие то ли крупных уток, то ли мелких гусей в птичнике. В соседнем хлеву заметались переполошённые коровы. Невольно обернувшись на этот переполох, увидел, как бесшумными тенями вдоль частокола заметались две крупные собаки-пастуха, недавно опростоволосившиеся и не спасшие своего подопечного быка. Зато третья, мелкая собачка-звоночек, проснувшаяся от воя, завизжала, заскулила так, будто волки уже за ней по пятам гнались. И тут над подворьем раздалось трубное протяжное мычание. Наш Бурый на всю долину заявил, что один готов биться с волками, сколько бы их там ни было! И волки замолчали, видимо, удивлённые тем фактом, что кто-то осмелился бросить им вызов. И живность подворья замолчало. Стих гогот в птичнике, перестали метаться коровы и лишь был слышен негромкий скулёж собачонки, забившейся куда-то в дальний угол.