— Не твоё дело! — отмахнулась она и нырнула вниз — туда, где сквозь брызги света едва проступали очертания гор.
— Но ты же не думаешь, — растерялся мужской голос, — с первым встречным?
— Ха-ха-ха... Не думаю, — просто ответила она.
Не хотелось ни переживать, ни отвлекаться на всякую ерунду. Будь её воля, она бы издала указ, запрещающий праздным зевакам шататься по чужим снам без особой на то надобности.
Длинный, облегчённый вздох.
— А тебе-то в чём печаль? — рассмеялась она, неожиданно почувствовав, что, если её небо с ней разделит кто-то ещё, это не так уж плохо.
— Не знаю, — почти прошептал голос. — Жаль, что ты не Избранная.
— Не Избранная? А ты уверен? Ха-ха-ха...
От её смеха родился целый рой сахарных фей. Они заполонили яркую бирюзу, кувыркаясь в эфире, бережно неся в крошечных чайниках и чашечках подкрашенную красками воду.
— К сожалению — да. Избранную я бы узнал.
— Как?
— Не скажу.
Неожиданно боль стиснула душу — небо заволокло тучами, а белые, тёплые, пушистые облака ощетинились молниями.
— Исчезни! Это мой сон! А ты... Ты всё испортил!
Детская, жгучая обида пролилась ледяным, хлёстким дождём, а на щеках выступили слёзы. Горькие, солёные. Их так не хватает во взрослой жизни. Как давно она не плакала? Громко, навзрыд, как в детстве.
— Уходи! — вновь крикнула Стефани и... проснулась.
Сквозь щёлку меж тяжёлыми, изумрудными занавесками пробрался солнечный лучик, запутался в каштановых волосах, защекотал щёку.
— Апчхи!
Девушка поднялась, распахнула шторы и залюбовалась — за окном просыпалось небо — ласковое, безмятежное, какое бывает лишь в конце весны. Был бы свободен этот чудный день, она бы устроилась на чердаке за мольбертом — писать облака, позирующие старательно, с удовольствием, словно прилежные натурщики. Может быть, ей стало бы скучно, и она изобразила в сияющей синеве маленькую драконицу — дерзкую, неугомонную, летающую с сахарными феями наперегонки.
...
Отец назвал её торговкой и был прав. Она отправится на этот трижды проклятый отбор, но потребует, чтобы с ней рассчитались за риск! Сполна. Если отец, переломив себя, пришёл к ней — значит, дело стоящее. Правда, она пока не понимает, в чём суть. И это плохо — лучше бы всё выяснить до мельчайших подробностей, однако зная отца, это сделать практически невозможно. До последнего держать козырь в рукаве — его конёк.
Прежде всего, она добьётся разрешения видеться с мамой. Потом... Потом сделает всё, чтобы её друзья были в безопасности. И Каська! У девочки будет небо, чего бы ей, Стефани, это ни стоило.
Отчего-то сегодняшним утром художнице казалось, что в жизни нет ничего невозможного. Стоит лишь захотеть. Может быть, потому что ночью ей снилось небо? Или потому, что она знала, чей голос ворвался в её мечты.
Всё получится. Её жизнь рушится не в первый раз — оказывается, к этому можно привыкнуть. Она соберёт остатки разбитой души заново и нарисует себя снова. Кафе Лилии они отстроят. Лучше прежнего! В конце концов, торговаться с отцом можно по-разному. Можно и денег попросить, на что он, скорее всего, согласится куда легче. Во-первых, ему это ничего не стоит, он баснословно богат, а во-вторых, это унижает её, и, соответственно, тешит лишний раз самолюбие тана.
Стефани собиралась не торопясь, уделяя внимание каждой детали — хотелось выглядеть безукоризненно. И плевать, что этот отбор ей не нужен совершенно.
Нежно-сиреневый костюм был бы строгим, если бы не пышная юбка — чуть-чуть короче, чем она привыкла носить, преподавая в гимназии для девочек. Элегантный пояс на полтона темнее подчёркивает талию, к нему — туфли того же оттенка. Шляпка, перчатки. Ну, кажется, всё. Она безукоризненна.
И почему ей хочется, чтобы блондин её увидел?
Глупости какие.
Она уже хотела идти, когда почувствовала, что правая лопатка чешется... нестерпимо! Как раз там, куда не дотянуться, но если изогнуться, то...
— Да! — почти зарычала, вонзив ногти, совершенно забыв о том, что ещё не рассвело и все спят.
Спит Лилия, спит Каська (ей наверняка тоже снятся сахарные феечки), спит королевство драконов.
Только она не спит, и может быть те, кому положено по службе. По ещё прохладным улицам Родака она доберётся до ближайшей круглосуточной аптеки и позвонит не кому-нибудь, а самому Стефану Кейну, которого не смеет называть отцом.
Глава пятая
Ночной портье, несокрушимый дядя Ласло клевал носом в кресле за стойкой. Было ещё слишком рано — тот самый миг, когда рассвет уже задумал вспыхнуть розовым, но в полусне сам ещё едва осознавал это. В свежем, чистом воздухе нежились прохладные тени, зная, что их мгновения сочтены. В такие минуты застывает время, заставляя верить, что именно сегодня судьба будет милостива к нашим маленьким земным просьбам. Девушка в сиреневом костюме бесшумно скользнула за дверь. Портье, увидев во сне её тень, улыбнулся, как улыбаются первым ароматам лета.