Нет. Она бы не смогла. Взбунтовалась, как Лорри. Драконицы с ледяным сердцем кружат Истинным головы, только бы устроиться получше. В этом бездушном, расчётливом мире злости и интриг она бы стала задыхаться. Всё равно сбежала бы!
Шёлк приятно холодил кожу. Стефани сама не заметила, как нырнула в кровать и закрыла глаза. Сначала её мучили разные мысли, а потом... Потом она вновь очутилась там. В арке артефакта, что на площади.
— Я запрещаю тебе так поступать с нашей дочерью! — услышала она голос мамы.
Небо. Небо с ней больше не говорит. Жаль. Зато мама кричит на отца. Наверное, это сон, потому что мама никогда не повышала на него голос. Сколько Стефани себя помнит — верная жена была лишь тенью всесильного Крейга, а когда он дарил супруге дорогие (неприлично дорогие) украшения, ей всегда казалось — мама дрожит от страха. Однажды она спросила у сестры, как Бетти думает — почему? Почему мама не рада подаркам, ведь так не должно быть? Но сестра считала, что всё хорошо, и это Стефи вечно что-то выдумывает. Может, оно и так, но ей всегда хотелось подойти к маме, обнять, успокоить.
— Мама! — прошептала Стефани, но в ответ не услышала ни звука.
Вокруг — пустота и вой ветра. Жалобный, голодный... Так воет ветер лишь в одном месте — на фамильном утёсе Крейгов! Место, куда даже против воли стремится любой дракон. Зов крови. Голос предков. Этому невозможно противостоять. Она бы всё отдала, только бы очутиться там снова! Может, поэтому ей всё это снится?
Небо. Огромное, бескрайнее чистое небо, снежные вершины гор слепят глаза — восход. Сейчас она обернётся, и сердце нового дракона наполнится пьянящей свободой!
— Она — моя дочь!
— Мама? Мама?!
Стефани обернулась — никого. Она на утёсе одна, но голоса слышны так близко.
— Мама? Отец?
Она по-прежнему ничего не видит, а ветер упрямо доносит голоса:
— Этого не будет!
— Мама, перестань! — сестра почти кричит от страха, боясь, что отец выйдет из себя — ему нельзя перечить, в их семье ни разу никто не осмелился... до этого дня.
— Думаешь, Каролина, я — враг ей? Жёсткий, бесчувственный. По-твоему, у меня нет сердца?
— Да! Ты... именно такой!
Страх и боль в голосе отца, ярость и отчаяние мамы. Небо... Что происходит? Что случилось на этом самом утёсе, когда она достигла совершеннолетия?
Что?
«Покажи! — мысленно просила Стефани, беснуясь во сне, разрывая когтями сиреневые простыни. — Покажи мне, ну же!»
Но всё оставалось по-прежнему. Густой туман, вой ветра — и ничего. Только голоса.
— А ты подумала о последствиях? Если кто-то узнает? Придут заключать брак, Стефани обернётся... Представила? Вы обе будете молчать. Ясно?! Эльжбетта?
— Конечно, отец.
— Я тебе скажу, Каролина, что будет, — безжалостно продолжал отец. Стефани представила, как горят чёрные глаза, как сияет алыми всполохами аура, подавляя тех, кто рядом. — Твою дочь отправят не в Нижний город... Её отправят на верную смерть. Ты этого хочешь?
...
— Тана Крейг? Вы слышите? Что с вами?!
Голос паниковал и был слишком громким — если бы она могла обернуться здесь и сейчас — спалила бы его обладателя без всякого сожаления.
— Небо... — чей-то жалобный всхлип.
— Пустите! Стефи!
Этот, другой голос, был знакомым. Приятным. Но всё это — потом, сейчас главное — не забыть! Не забыть то, что услышала, и остаться здесь, на утёсе. Она должна увидеть. Увидеть, понять и запомнить — все эти тайны ей смертельно надоели!
Но как она ни старалась, туман уже почти рассеялся, звуки стали громче, а в нос ударил запах сирени.
— Тана Крейг! — кто-то тряс её за плечо.
— Тана?
Небо! Почему её просто не оставят в покое? Всё же жаль, что она не может обернуться.
— Стефани! Очнись... Доктора!
Рольф? Не может быть. Он-то что тут делает?
— Доктора, я сказал!
— За-чем? — она открыла глаза.
Свет. Все оттенки сиреневого. Спальня. Рука непроизвольно потянулась к глазам — прикрыть от яркого света. Нежное, лёгкое кружево упало на лицо. Память услужливо восстанавливала последние события: пеньюар, шёлк, кровать, сон. Она просто заснула, и ей снился родовой утёс Крейгов. Тот самый день. И голоса.
Не забыть. Только бы не забыть!
Она недовольно смотрела на столпотворение в её комнате. Зачем ей отдельная комната, если туда в любой момент может вломиться кто угодно?
Это были последние мысли в мучительном полусне. Она окончательно очнулась и поняла: что-то случилось. Иначе губернаторша не была бы такой бледной. Взгляд скользнул дальше — заплаканная служанка, пара встревоженных охранников в чёрном, Лорри крепко обнимает манекен в жёлтом платье. В коридоре толпятся, перешёптываясь, девушки.