Движение прекратилось. Лицом к лицу стояли теперь две шеренги. Одна короткая — всего лишь сорок один человек. Вторая — длинная, несколько сот бойцов. Шульга встал между шеренгами и хотел что-то сказать, но тут прозвучал в полутьме чей-то простуженный голос:
— Считайте и меня коммунистом!
Из общего строя вышел Андрюшин и встал в шеренгу коммунистов.
— Считайте и меня! — К коммунистам примкнул второй разведчик.
— Меня тоже… — прозвучал певучий девичий голос.
Обшарил Санька полумрак глазами — Ядя… В руке немецкий автомат. Видно, разведчики дали ей трофейное оружие.
Шеренга коммунистов росла. В нее становились все новые и новые бойцы — молодые, совсем еще безусые и такие бородатые, как Шульга.
— Товарищи! — между рядами партизан опять замаячила кряжистая фигура Щульги. — Завтра «Мертвая голова» решила раздавить нас… Но мы будем прорываться нынче ночью…
Он повысил голос и уже тоном приказа:
— Все коммунисты идут на прорыв! По четыре становись!..
А возле угасающего костра Максим Максимыч кому-то приказывал:
— Передать в группу прорыва еще два пулемета! Разжигай костры! Ярче… Чтоб до утра горели! Пускай бронемашины всю ночь швыряют сюда снаряды…
Подводы с ранеными стояли возле изб. Лошадей, видно, не выпрягали даже на кормежку. Их подкармливали ездовые прямо из рук охапками травы. Бушевал ветер в вершинах тополей. Деревья в палисадниках кряхтели и стонали. По лицу хлестали упругие плети дождя.
Саньке вдруг стало страшно среди воющей черной непогоды. Ему казалось, что она — злая и ревущая — сейчас сомнет его и растопчет мокрыми лапищами…
Он спрыгнул с телеги и юркнул в проулок, куда давеча увел Шульга отряд коммунистов. В темноте натыкался на прясла, падал и, вскочив, снова бежал вперед, шлепая босыми ногами по лужам. Догнал партизан за околицей и уже не терял их из виду. Семенил за двумя крайними бойцами, которые несли зачем-то на плечах бревно.
В лощине партизаны остановились. Рядом, за кустами, ярилась река, выкатывала на берег волны, тяжелые, как валуны. Над рекой горбился длинный силуэт моста. Под ним, возле деревянных быков, бесновалась и ревела буря.
Шульга выделил две штурмовые группы по девять человек, назначил командиров.
— Ты, Андрюшин, со своими орлами уничтожишь правый бункер, — сказал Шульга, тыча рукой куда-то в воющую кутерьму. — Ревунов поведет свое отделение на левый. С ранеными не оставаться! Их подберет группа прикрытия.
Оба отделения выдвинулись к самому въезду на мост. С третьей, основной группой, где было человек сто, а может и больше, остался Шульга. Двое, увешанные гранатами, волоча за собой бревно, поползли к воде. Шульга что-то сказал им, и они шмыгнули вместе с бревном к вздыбленным волнам под мост.
Где-то там, в конце моста, на другом берегу, притаились два бункера. Молчат. И вдруг за стеной дождя мгновенно вырос оранжевый куст. А вон второй выбросил из темноты красную крону. Под Санькой дрогнула земля. Еще раз…
Шульга вскочил на ноги:
— Девятки, вперед!
Штурмовые группы бросились на мост. Санька топчет пятки кому-то: боится отстать. Под ногами бегущих гудят доски, а впереди вспыхивает и гремит пламя. Пулеметы разноцветными строчками прошивают черный полог ночи.
У самого берега, где мост уткнулся в насыпь, передний партизан повис на колючей проволоке. Кто-то рванул с себя шинель и бросил ее на колючку. Летят на проволоку пиджаки, стеганки, плащ-палатки. И вдруг там, за колючей преградой, куда прыгнули первые, взвихрился гремучий огонь, сбрасывая людей с моста.
— Вперед, к бункерам! Вперед!
Повелевающий голос Шульги подхлестнул оторопевших. Партизаны наступали на пригорок. Там расплескивали пламя два горбатых бункера. Бегущие швыряли им в оскаленную пасть гранаты, били туда из пулеметов.
А группа Шульги сбежала с моста влево и направилась вдоль реки по дороге, что вела в Сосновку. За оврагом, в приземистом кустарнике, автоматчики залегли сбочь дороги. Шульга шел вдоль засады, что-то приказывал. Наткнулся на Саньку, стоявшего на обочине.
— Ты зачем тут? Ах ты, непутевый! Сейчас бой будет!..
Он лег на мокрую траву в середине цепи и положил Саньку рядом с собой.
— Подпустить вплотную! — передавали вправо и влево приказы Шульги. — Патронов не жалеть!
Шульга положил перед собой автомат, расстегнул кобуру на боку и вынул оттуда револьвер.