— А теперь, барышни, мы сделаем вскрытие этой лягушки, чтобы увидеть воочию, как работает сердце. Уверяю вас, что между работой сердца лягушки и сердца человеческого не такая большая разница, как нам иногда кажется. Итак, кто желает?
Преподаватель протянул семинаристкам ланцет.
— Но она же живая! — в ужасе отшатнулась Люда Тарасова.
— Да, — подключилась к разговору Соня Костантиниди, — вскрытие ведь делают после смерти…
— Нашей целью в данный момент является ознакомиться с работой живого сердца, — пояснил Осипов.
— Гадость какая! — громким шёпотом проговорила за спинами остальных девушек Маша Захарова, — не буду я брать её в руки! От них бородавки бывают!
— Сие распространённое заблуждение я даже не буду комментировать, — усмехнулся Дмитрий Николаевич, — ну же смелее, кто рискнёт!
Маша Захарова была воспитанницей того самого Мариинского приюта. Полтора десятка лет назад добрые люди подобрали голодную отощавшую крошку на вокзале и привели в приют.
Оказалась, что девочка обладает недюжинными способностями. В своё время она самостоятельно научилась читать и писать, в один год прошла программу двухлетнего училища, отучилась в гимназии на казённый кошт и теперь поступила в учительскую семинарию. Жила она на стипендию в маленькой комнатёнке, вместе с двумя такими же приютскими выпускницами, но держалась с достоинством княгини. «Резать лягушку? За кого вы меня принимаете? Да ни за что, хоть убейте!» читалось на её хорошеньком личике, сплошь покрытом веснушками.
Воспитанницы жались, стараясь спрятаться друг за друга, и опускали глаза, отводя взгляды от лягушки, которая продолжала мерно дышать, раскинув лапки.
— Ну же, барышни! — продолжал настаивать Дмитрий Николаевич, насмешливо окидывая взглядом семинаристок.
— А давайте я! — предложила Лена.
Она прямо и смело посмотрела в лицо преподавателя и взяла ланцет. Руки поначалу немного дрожали, но Лена искренне надеялась, что этого никто не замечает. Первый разрез она сделала слишком широкий, затем немного успокоилась и стала внимательно следовать указаниям преподавателя. И вскоре все смогли увидеть, как бьётся маленькое лягушачье сердце.
— А теперь мы её зашьём? — робко спросила Люда Тарасова.
— Ещё скажи «вылечим», — хохотнул кто-то в задних рядах.
По недоуменно моргающим глазам Люды все тут же заметили, что подобное развитие событий ей вовсе не казалось невозможным. Ну да, а что? Зашьём и начнём лечить…
— Нет, это отработанный материал, — ответил преподаватель и сильно полоснул по бьющемуся лягушачьему сердцу. Лапки лягушки затрепыхались и затихли, а Осипов бросил маленькое тельце в мусорную корзинку. Люда отвернулась и заплакала. На лицах многих воспитанниц застыло опрокинутое выражение.
— А вы, Шемякина, далеко пойдёте, — сказал Осипов Лене, которая изо-всех сил старалась держаться спокойно и независимо. И трудно было определить, чего в этой фразе больше — похвалы, удивления или настороженности.
Эта фраза «далеко пойдёте» не раз вспоминалась Лене в последующие годы. Было в ней что-то тревожащие, и как бы осуждающие, хотя по естествознанию с того самого урока у Лены редко бывали отметки ниже, чем «отлично».
Не менее успешной она была и на занятиях гимнастикой. Большинство воспитанниц отличались весьма скромными физическими данными. Даже крупные, рослые девочки не могли долго играть в мяч или делать упражнения на растяжку. Лене же всё удавалось играючи. В детстве в родной Твери она часто уходила на берег реки, где проводила время с деревенскими мальчишками в поисках птичьих яиц и забавах вроде лапты и салочек. И отец приложил руку к физическому воспитанию дочери. Он всегда следил, чтобы дочка спала с открытой форточкой, даже зимой, в большие морозы, а летом, когда они всей семьёй выезжали в деревню, водил Лену на покос. Лет с тринадцати она уже умела косить и вязать снопы, как деревенская девка.
Весь этот опыт очень пригодился ей на занятиях гимнастикой в учительской семинарии. Француженка мадам Лурье, которая в первые месяцы вела эти уроки, не могла нарадоваться на свою ученицу. Вскоре француженку выставили из семинарии. Ученицам никто не объявил причину отставки, но ходили слухи, что француженка, на самом деле была никакая не француженка, а немецкая шпионка.