Глава VI
Осень в этом году выдалась необычайно холодной. Казалось, что весь город окоченел. Половина семинаристок простудились. Чихала и кашляла половина однокашниц Лены. Сама она не раз мысленно благодарила свою беспокойную мать, нагрузившую её тёплыми вещами впрок. Теперь Лена ходила на занятия закутанная, как капуста.
Практика продолжалась в прежнем режиме. Лена шла в приют с неохотой — у неё пока слабо получалось наладить дисциплину и донести до учеников материалы. Каждый вечер она подолгу читала книги, одолженные ей классной дамой, стала даже читать сделанные самой Казимировной примечания карандашом.
Теперь она стала более внимательной и всё чаще вспоминала, как вели себя её одноклассницы и она сама в первом классе, когда им всем было не больше десяти лет. Кому-то было достаточно пристального взгляда классной дамы, чтобы замолчать на уроках, а кто-то только на замечания и реагировал. Жучка же и вовсе замолкала только после резкого и зычного «выгоню». При этом лицо её передёргивалось в нервном тике, а сама она инстинктивно наклоняла голову вперёд. Неудивительно, особенно если учесть, в какой атмосфере дома она росла. У неё, как у ребёнка из знатной семьи, было слишком много ограничений. Мать постоянно читала нотации, что не следует общаться с «кухаркиными детьми», а отец не видел в этом ничего предосудительного и нередко они ругались между собой, не заботясь о том, что Зина всё слышит. Зашуганная Жукова старалась, улучив момент, убежать. На даче она откровенно скучала, и нередко убегала в деревню. Сперва она стеснялась деревенских детей, но потом, заметив, сколь они дружелюбно к ней относятся, стала общаться с ними и общалась с удовольствием, иногда сочиняя всякие небылицы. Дети ей верили, а она тайком потешалась над недалёкостью и наивностью крестьян. Иногда она играла с ними в «стадо». В этот момент она чувствовала себя действительно счастливой. Однажды она пришла домой вся грязная, за что тотчас мать надрала ей уши, читая нотации. А отец, узнав о случившемся, уже стал матери выговаривать, что она растит из дочери мимозу. Зина весь вечер проревела в своей комнате. Она искренне завидовала деревенским детям, у которых никаких ограничений нет. Зато в школе стала вести себя надменно, но видно было, что она пытается компенсировать этим все домашние неурядицы. Потому она и воспринимала только резкие окрики.
Мордвинова же говорила сухо, лаконично, при том довольно тихо, а Мурка всё время разговаривала на повышенных тонах, поскольку у неё мать была глуховата и приходилось повышать голос, чтобы докричаться до полуглухой портнихи, всюду ходившей со слуховой трубкой.
А как быть с приютскими? Они с самого детства живут отрезанными ломтями. Кто-то с рождения сирота, у кого-то родители живут в нищете, ютясь в подвалах и на чердаках, а кого-то сами родственники бросили. Но почему они так привязаны к Соне? Вряд ли за то, что она вела себя с ними, как родная мать — все преподаватели видели в ней властную и строгую учительницу. Она сама говорила, что «с мелюзгой надо быть построже». Она была убеждена, что нельзя давать спуску нарушителям дисциплины. Даже свою мать, учительницу греческого языка, она считала излишне лояльной по отношению к ученикам. Соня говорила громко, чётко, нараспев, а ученики слушали её, как завороженные. Лене даже было немного завидно. «Наверное, зря я сюда поступала», — думала Лена, но отступать было уже поздно.
Лена радовалась, что Соня опередила её, устраиваясь в приют на работу помощницей учительницы, хотя не призналась бы в этом даже себе самой. Однако и ей надо было искать учеников, так как она отчаянно нуждалась в деньгах, а писать об этом домой стеснялась из гордости.
Первый урок попался копеечный. Нужно было помогать с учёбой в прогимназии дочери дьячка Преображенской церкви, что на Васильевском острове. Мало того, что дорога на Васильевский занимала больше часа, так ещё и ученица — рябая, нескладная Зина одиннадцати лет — была не слишком понятлива. В прогимназию её определила попадья. Жене батюшки почему-то показалось, что у Зиночки есть способности к наукам. Возможно, такое впечатление возникло потому, что девочка на занятиях в воскресной школе сидела тихо, как мышка, и смотрела учительнице в рот.
В рот она смотрела и Лене. Скорей всего, это лестное для молодой учительницы поведение и было причиной того, что Лена ходила в тесную, пропахшую кислой капустой, квартиру дьячка три раза в неделю. Зина изо всех сил старалась, продираясь сквозь дебри грамматики, и к концу первого месяца занятий её оценки в прогимназии с двоек изменились на тройки. По этому поводу отец девочки заказал молебен.