Тут сами собой к ней нахлынули воспоминания. В первом и втором классах Свету Заикину постоянно передразннивали. Даже заступничество Лены не помогало. Она старалась поддержать Заику, подбодрить её, но это было каплей в море. На «Заику» она давно не обижалась, поскольку ещё в раннем детстве часто слышала это слово в свой адрес, даже учительница, готовившая её к школе, сочувственно спросила:
— Ты, наверное, заика?
Но в школе всё изменилось. Однажды Заикина даже стала стесняться отвечать на вопросы учителей, прекрасно зная, что за этим последует волна смеха и передразниваний. Это не ускользнуло от зоркого глаза Казимировны. Она сперва думала, что пройдёт само, но по прошествии года это лишь усилилось. Заика должна была отвечать выученное наизусть стихотворение, но вместо этого она молчала. Учитель уже был готов поставить ей единицу, но Казимировна тотчас вмешалась:
— Светлана себя не очень хорошо чувствует, — сказала она, подойдя к учительскому столу. В этот момент она украдкой заглянула в глаза ученицы и, увидев, сколь убитое у неё выражение лица, поняла: задразнили. Надо с этим что-то делать. Но наставница никому ничего не сказала. Она любила преподносить провинившимся неприятные сюрпризы, огорошив их в последний момент неприятным известием.
Принимать экстренные меры понадобилось уже в тот же день. Собираясь домой, Света остановилась в вестибюле гимназии перед большим зеркалом, собираясь надеть шапочку. Весь вестибюль просматривался с места строгого вахтёра, отставного унтер-офицера Павла Силыча. Поэтому здесь Заика не ожидала ничего плохого. Несколько одноклассниц окружили её кольцом с вполне благодушными лицами.
— Какая прелестная шапочка! — воскликнула Жучка и взяла шапку из рук растерявшейся Светы, — я её хочу примерить, не возражаешь?
Она нахлобучила шапку задом наперёд и критически оглядела себя в зеркале.
— Нет, что-то она не идёт мне, — проговорила она, передавая шапку Мурке, — померяй ты, тебе получше будет.
Девочки передавали шапку Заики друг другу, и каждая старалась надеть её почуднее — то сильно сдвигая на бок, то вывернув на изнанку. Вахтёр издали благодушно наблюдал, как ученицы надевают головные уборы.
— Нет, шапка ужасная! — подытожила Жучка, — как ты только носишь такую! Пожалуй, тебе лучше идти без неё.
«Не трогай!» — хотела сказать Света, но споткнулась о трудный звук «т», который никогда не получался у неё в минуты волнения.
— Не т-т-т…. Т-т-т-т-т…
— Что ты говоришь? Что за «т»? Не «тёплая»? Не «такая, как надо»? Ну, правильно, я же говорю — ужасная шапка, лучше всего будет её выбросить! — изгалялась Жучка.
— Хватит, не надо, — вмешалась Лена, пытаясь выхватить шапку Заики у Жучки из рук, прихватив одноклассницу за косу так, что та взвизгнула. — Отдай сейчас же!
Один из длинных беличьих помпонов, которые были пришиты на концах завязок, оторвался и остался у Лены в руке. Та окинула убийственным взглядом Мурку. От неё она никак не ожидала подобных гадостей.
Увидев это, Заика резко развернулась и побежала к выходу.
— Постой, чумная! Куда ты с непокрытой головой, мороз на дворе! — закричала ей вслед Мурка.
Но Света уже выскочила за двери. Вахтёр строго посмотрел поверх очков на оставшихся девочек.
— Что случилось, барышни?
— Кто её знает, — пожала плечами Жучка, — стояла, стояла, потом как побежит…
На следующий день Света Заикина в гимназию не явилась. Вместо неё перед уроком русской словесности в класс пришёл директор гимназии Станислав Викторович и строго спросил классную даму:
— Что это, Ядвига Казимировна, происходит в вашем классе? Ко мне сегодня приходила мать ученицы Светланы Заикиной. Она утверждает, что её дочь вчера стала предметом нападок со стороны одноклассниц и теперь категорически отказывается посещать гимназию.
— Я разберусь с этим и улажу этот вопрос, — ответила Казимировна звонким холодным голосом, от которого у половины класса по коже побежали мурашки. Наказывала она только по делу, но всегда строго.
После занятий девочки узнали, что весь класс оставлен без обеда. Оставление «без обеда» было самым распространённым наказанием в тверской женской гимназии. По сути это означало, что девочка оставалась в классе после окончания уроков ещё на три часа. Оставляли обычно одну ученицу или двоих. Закрытые в пустой классной комнате девочки на протяжение этих трёх часов делали домашнее задание или, высунувшись в форточку бросали записки проходящим под окнами мальчикам; мужская гимназия была расположена дальше по улице.