Выбрать главу

Когда, наконец, колонна прошла, и оцепление сняли, Лена с ужасом заметила, что тюк с Сониной тёплой одеждой исчез. Украли в толпе. Корзина — вон она, большая и тяжёлая, а тюка нет…
Без сил она подтянула корзину к ближайшей лавочке и опустилась на неё, с трудом удерживаясь от слёз. Перрон опустел. Под ногами кое-где остались лежать обрывки окровавленных бинтов и какие-то смятые бумажки. Потом пришёл дворник с большой метлой и стал это всё сметать на совок.
Лена понятия не имела, как теперь ей вернуться к больной подруге, которая так ждёт тёплое пальто. Ведь покупать такую дорогую вещь сейчас у Сони нет возможности. Пока она носила нечто вроде бархатной бекеши — щегольской, но абсолютно бесполезной в промозглом петроградском климате.
В чем же Соня будет ходить зимой? Убитая случившимся, Лена машинально наблюдала за шаркающими движениями метлы дворника, но вдруг ей на рукам легла чья-то рука.
— Барышня, а барышня?
Лена резко обернулась и увидела человека лет тридцати с небольшим, в одежде мастерового. У него было здоровое краснощёкое лицо и смеющиеся глаза.
— Не ваши ли вещички? — спросил человек, указывая на тюк, стоящий у своих ног.
— Мои! — ахнула Лена, — но как? Где вы их нашли?
— Внимательнее надо быть, барышня, — с какой-то загадочной улыбкой ласково проговорил мастеровой, сами вещи потеряли, найти не сложно было.
— Но я же смотрела везде! — с удивлением воскликнула Лена.
Затем ей пришла в голову вполне здравая мысль о том, что человек этот, видимо сам стащил вещи, а теперь хочет получить за их возврат вознаграждение. Она снова облилась холодным потом, когда подумала, что у неё, кроме двугривенного на извозчика, нет с собой денег.
— Я могу вас чем-то отблагодарить, — пробормотала она, уже предвидя ответ.
Но спаситель её снова ласково улыбнулся и ответил развязно:
— Ну что вы, барышня! Не стоит. Даст Бог, сводимся ещё. Я вам помог, вы мне когда-нибудь поможете… Дело житейское.
— Спасибо, большое спасибо, — горячо поблагодарила Лена, пожав крепкую широкую руку.
— Дотащить вещички-то до извозчика? — весело спросил спаситель.
— Нет-нет, не надо, я ещё посижу, — ответила Лена.
— Ну, было бы предложено, — бывайте!
Лена дождалась, когда его фигура скрылась в здании вокзала и потащила тюк и тяжёлую корзину к извозчику.


Увидев Соню, Лена была удивлена тем, что глаза у той ещё более красные, а нос ещё больше распух.
— Тебе стало хуже? — с тревогой спросила Лена.
— Нет, — мне получше, — вздохнула Соня, — письмо пришло от брата, от Никиты.
Лена поняла, что распухший нос и красные глаза являются последствиями недавних слёз.
— А где он у тебя? — спросила Лена, втаскивая вещи в комнату.
— На фронте он у меня, — по-бабьи, всхлипнула Соня, — в Галиции воюет. Вот смотри!
Соня достала из конверта и протянула подруге фотографическую карточку, на которой двое бравых военных в каких-то странных безрукавках стояли на фоне высоких хвойных пирамидальных деревьев.
— Вот он, Никита, — показала пальцев Соня на усатого красавца, который и ростом повыше был, и смотрелся веселее своего товарища.
Лена перевернула карточку и прочла надпись: «Милой сестрёнке Соне, от её непутёвого брата. Октябрь 1014. Кстати, деревья позади нас называются на местном наречии «смэрэки», а то, что на нас надето — киптарыки»
Лена отдала карточку подруге обратно.
По дороге она думала, что как только увидит Соню, сразу же расскажет ей о своих приключениях на вокзале. Но сейчас поняла, что лучше ей о них промолчать. Особенно, о прибытии санитарного поезда и о том впечатлении, которое он на неё произвёл.
— Но ты же говорила, что брат у тебя картограф, — сказала она, а значит, ему ничего не угрожает.
— Это ты его не знаешь, — Соня закашлялась, — он-то картограф, но разве будет он сидеть при штабе! Он же бесшабашный совсем. И всегда таким был с самого детства! И с начальством вечные нелады. Всё ищет правду… Говорят, когда он ушёл на войну, начальник пожелал тайком, чтоб его там пристрелили поскорей…
— А вообще о чём пишет? — спросила Лена.
— Да ничего хорошего не пишет. Конечно, бравада сплошная мальчишеская, а так… — Соня развернула листок и, пробежав глазами по строчкам, нашла нужное место: «На скорое завершение войны надеяться не приходится. Матери я не писал об этом, а тебе скажу, дела наши на фронте паршивые. Поставки амуниции поручены мошенникам и взяточникам. Кожевенная фабрика Ломова, с которой заключили контракт на изготовление сёдел для фронта, шлёт такую дрянь, что пользоваться ею никак нельзя. Сукно для солдатских шинелей гнилое, продовольствия уже сейчас не хватает. Что же будет через два-три месяца? Я, как ты знаешь, паники не люблю, но готовиться надо к худшему»
— И вот кто его всегда гонит в самое пекло! — неожиданно в сердцах воскликнула Соня и швырнула фотокарточку брата на неприбранную кровать. Затем подняла её, быстро поцеловала, перекрестила и снова спрятала в конверт.
— Что это я раскисла? — тряхнула она головой, — давай-ка мамины подарки разбирать.
— Да мне еще в Гатчину ехать, — отнекивалась Лена. Аля тоже заболела, надо её родственников известить, а то лежит одна-одинёшенька, а мать её работает всё…
— А я тоже одна. Лежу тут вот… — Соня шутливо подтолкнула Лену к корзине.
И Лена сдалась. Верёвки были развязаны, клетчатая скатерть снята и на свет явились банки с вишнёвым вареньем и инжирным джемом, мешочки с курагой и грецкими орехами и две прекрасные пахучие дыни.
— Давай-давай, наворачивай, — уговаривала Соня подругу, густо намазывая ей джем на свежую сайку, — мне от болезни есть совсем не хочется, а ты ешь. Совсем умучали тебя мои сорванцы. Как там они?
— Лена помолчала, сомневаясь, стоит ли рассказывать подруге о своей маленькой победе, но потом всё-таки рассказала.
Соня восприняла рассказ почти равнодушно. Только и сказала, что молодец, мол, так и надо с детьми, нечего их баловать, а то на голову сядут… Но мысли её, видимо были опять далеко, в этой странной непонятной Галиции, где растут «смэрэки», а люди носят «киптарыки», где недавно генерал Брусилов задал жару австриякам, где сейчас осаждают Перемышль, вокруг которого чадит чёрный дым, коптящий позолоту шпилей, как рьяно рвутся русские в город и как остервенело отбиваются австрийцы. В конце письма значилось также: «Австрияки подтянули резервы. Скоро меня бросят под Перемышль. Наши подкрепления задерживаются. Чую, будет жарко». Лена в этот момент ощутила смутное беспокойство за братьев Сони. Вот-вот австрийцы оклемаются и тогда дай Бог их удержать…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍