— Даже не знаем мы с Алей, где искать извозчика, и сколько он возьмёт, — переживала она.
— Да нигде не надо искать, — весело ответил Гриша, — мы с товарищем должны были ехать в Гатчину в субботу, но так и быть, отложим поездку на один день, и Вас с собой возьмём.
— Не знаю, согласится ли Аля, — с сомнением произнесла Лена.
Дело было не в Але — эта простодушная башкирка не отказалась бы от компании. Сейчас у неё перед глазами, как живая, возникла её мать, которая говорила с неодобрением: «Что ты знаешь об этом молодом человеке? Где он живёт, кто его родители, чем он зарабатывает на пропитание, что это за товарищ, с которым он собирается ехать за город, разве можно быть такой легкомысленной, ты же ведь девушка из приличной семьи, как тебе не стыдно?» Лена призадумалась. Ведь она даже не знает фамилию своего знакомого.
— Гриша, как твоя фамилия? — тут же спросила она.
Гриша удивился:
— А разве я не представился? Федотовы мы. Фамилия известная. Слыхала небось, о живописце Павле Федотове?
Лена подумала. Фамилия казалась ей знакомой, но живописца она не припоминала. Однако и не хотела показывать излишне своего невежества.
— Да, кажется, слыхала, — тихо сказала она.
Гриша рассмеялся:
— Вижу, в живописцах ты не очень разбираешься. Был такой известный, так вот, дядька он мне. Разорился и с ума сдвинулся на старости лет. А так, неплохие картины писал.
— Так ты живописец, тоже? — обрадовалась Лена.
— Не совсем, — весело улыбнулся Гриша, — но к изображениям отношение имею. Да ты и сама всё увидишь в воскресенье.
— Что я увижу, где? Мы с Алей будем у её тётки тесто месить, да капусту резать.
— Ничего, на всё времени хватит.
Шестого декабря, задолго до света, в кромешной тьме, Гриша и его приятель заехали за Леной в экипаже. В экипаж была запряжена коренастая крестьянская лошадка со смешной кличкой Митька.
Лена, закутанная в несколько шалей и пуховый платок, села напротив Гриши и его приятеля.
— Роберт Эйдеманн, — представился приятель.
— Вы приезжий? — робко спросила Лена, выглядывая из-под своих платков.
— Я латыш, — сухо ответил Роберт, и с этого времени за весь путь не произнёс ни слова.
Зато Гриша говорил за двоих.
Они заехали за Алей, и потом всю дорогу Гриша развлекал девушек историями из жизни своего сумасшедшего дяди-живописца. Дядюшка был занятный. Оказывается, он писал, кроме картин, ещё и литературные произведения, которые запрещала цензура, но дядюшка не унывал и издавал их за границей. Лена, наконец, вспомнила картины Павла Федотова. Она бы ни за что не сказала, что их написал сумасшедший, картины были очень хороши, и их выставляли в Манеже.
Опасения по поводу тяжёлой дороги не оправдались.
Не прошло и трёх часов, как доехали до Гатчины. Окошки в тёткином доме ещё не светились.
— Спит тётушка Ваша, — весело предположил Гриша, — поедемте, девушки, сначала к нам.
— Нет-нет, не стоит, — стала торопливо возражать Аля Кравченко, — тёте пора вставать, и сейчас мы её разбудим.
— И всё-таки я бы хотел Вас на полчаса пригласить на мою работу, а то уж Лена думать устала, чем я таким интересным занимаюсь, правда же? — Гриша хитро посмотрел на Лену.
Аля, которой самой было интересно всё, что касалось загадочного Лениного ухажёра, пробормотала:
«Ну, если только ненадолго…»
На главной улице, недалеко от дворца, они остановились у ворот двухэтажного дома, на первом этаже которого висела вывеска «Гатчинская типография братьев Корнеевых».
«Ах, вот оно что!» — воскликнула про себя Лена. «Но если он трудится в типографии в Гатчине, почему он так часто бывает в Петрограде, причём в разгар рабочего дня?»
Обиженный, казалось, на весь мир Роберт уже открывал двери.
Девушки вошли в помещение.
Все стены были увешаны образцами продукции. Здесь были афиши известных петроградских театров, объявления о продаже краски для волос с изображением господина с неестественно чёрными усами, слащавые открыточки с кошечками и ангелочками, самые разные визитки и многое, многое другое.
Лена разглядывала это всё с неподдельным интересом.
— Ты всё это рисуешь? — спросила она Гришу.
— Да, доводится и рисовать тоже, — ответил он.
Роберт Эйдеманн, не задерживаясь, прошёл в соседнее помещение. Но когда Лена попыталась проследовать за ним, Гриша её остановил.
— А вот, смотри, последняя работа, — сказал он. И указал на заурядную почтовую карточку с довольно типичным изображением целующихся голубков.
— Как у Вас интересно… — протянула Аля.
— Да, — подтвердил Гриша, — а ещё у нас тут есть самовар, и я предлагаю попить чаю.
— Нет-нет, — возразила Аля, — тётя, наверное, уже проснулась, и ждёт нас. Нам надо приниматься за работу, ведь вечером у неё будут гости.
— Ну что Вы, уверяю Вас, Ваша тётушка ещё спит, — шутливо любезничал Гриша.
Любопытная Лена прошла к двери, в которой скрылся Роберт, и заглянула в неё.
На большом столе посредине комнаты был разложен типографский набор, над которым склонился Роберт. А в углу, наваленные друг на друга, лежали пачки каких-то газет.
Лена прищурила глаза, и в неверном свете керосиновой лампы прочла незнакомое ей ранее название «Искра».