– Пускай мебель меняют в своей комнате, а не общественный строй. Мало того, что они балабонили о возвращении от коммунизма неправильного, сталинского, к коммунизму правильному, ленинскому. Они еще и переписывались с такими же юными балбесами. Планов своих громадье аж до Ленинграда и Пскова донесли. Вот тебе и межрегиональная антисоветская группа. Хорошо, в Берлин не написали. Была бы международная.
– Мальчишки. Им нравится ощущать свое влияние на мир.
– Вот именно. Молодые тупые экстремисты-идеалисты. Только они одни знают, как Россию обустроить. Такие юнцы под мудрым руководством старших наставников вполне способны раздолбать на кусочки страну, где нет развитой системы государственной безопасности. Вон левые эсеры-террористы из таких идеалистов были. До сих пор нам икается их индивидуальный террор. Вся их беда – в силу молодости они невежественные дураки. Побьют в самонадеянном веселье всю посуду и мебель в доме. И удивляются потом, почему они не в царстве света, а заперты в выгребной яме, голодные, злые, завшивленные. И осчастливленный ими народ их же готовится пустить на компост.
Антонина не ответила, но в глазах появились слезы. Переживает. А зря. Это сегодня непозволительная роскошь – переживать.
– И дело даже не в том, что эти знатоки мировой литературы зашли далеко. Они умудрились сделать это именно сейчас. Во времена, когда не прощают.
Я отхлебнул начавший уже остывать чай.
– Шесть лет назад в Нижнем Новгороде я накрыл похожую шайку-лейку. Тоже собирались советскую власть свергать. Пацаны-студенты из номенклатурных семей. Свез я их к нам в ОГПУ. Прочистил мозги. Раздал тумаков. Подержал для пущего драматизма в холодной камере. Дал предупреждения под подпись. И нет контрреволюционной организации. Сегодня же время другое. Спуску не дадут.
– А какое такое время?!
– Бескомпромиссное.
– И за что нам это?!
– Исторический процесс. Остановить его – это как бодаться с разогнавшимся паровозом. Одно мокрое пятно на рельсах и останется.
– И что же за такой процесс неожиданно вылез? – саркастически скривилась Антонина. – Что сейчас такого нового, чего не было раньше?
– Хочешь мое мнение знать? – усмехнулся я. – Тогда слушай, что старый чекист бессонными ночами надумал. Видится мне следующее. Царя и временное правительство свергали люди неистовые и идейные. А так как идеи были у всех у них разные, то и тянули они одеяло при управлении новым государством в разные стороны. Гражданскую войну благодаря поддержке народа выиграли. Но не смогли преодолеть раздрай революционных, а потом и мутных нэпманских времен с возращением в экономику частного капитала, а значит, мздоимства и разложения. Такая ситуация не давала стране двигаться вперед и грозила ее существованию. По всем историческим законам должен появиться единоличный сильный лидер.
– Твой Сталин.
– И твой тоже. Наш. Народный.
– Как по передовице говоришь.
– Передовицы не всегда пустые. Иногда в них суть… Появление единоличного лидера после революционных бурь всегда омывается кровью. Иначе не бывает.
– Даже если это кровь заблудших мальчишек?
– Тоня. Может, мы и поступаем с этими молокососами зло. Но, к сожалению, это зло необходимое.
– Ты в молодости был другим? Не хотел изменить все и сразу? – с вызовом спросила она.
– Э, я из станицы Прохоровская. Там вольнодумцев по решению стариков незатейливо, позорно и больно пороли на площади.
– И тебя? – в глазах Тони появился интерес.
– Случалось парочку раз. Но мы тогда все были за веру, царя и Отчество. Я убежал из дома, когда началась Первая мировая. Добровольцем.
Да уж. Я тогда был восторженным патриотом. И мечтал: вот сейчас побьем немцев – и будет нам счастье… Побьем беляков – и будет нам счастье… Так и бьем в надежде на счастье. Великая иллюзия, которая движет человечеством не одну тысячу лет…
Антонина подлила мне горячего чая, и я с благодарностью кивнул.
Мысли мои вернулись к последним событиям. К Константину Великопольскому. Как заноза, ей богу, застрял в сознании. Что с ним делать? Как же мне сейчас нужны совет и поддержка! С Антониной поговорить? Втянуть ее в свои дела? И услышать только то, что к людям надо быть добрым и прощать?
Фадей, старый друг и сподвижник во всех делах, тоже не советчик. Так уж повелось с давних времен, что в вопросах морального выбора больше он полагается на мое мнение, чем я на его.
А мой старый друг Летчик? Вот у него есть свойство всегда попадать в точку. Мудрый матерый филин.