– Предлагаю взять на себя повторную проверку и, возможно, мне свежим взглядом удастся установить корень проблемы, – резюмирует Стив.
Ариэль, выйдя из оцепенения, то ли утвердительно кивает, то ли в изнеможении роняет голову.
* * *
Все расползлись по своим вольерам. Я сижу, созерцая разгром на собственном столе. Скомканные листы многострадального workplan-а, обагрённые ядовито- малиновыми чернилами, валяются на сероватом ковровом покрытии, словно изуродованные трупы на дотлевающем пепелище.
Собравшись с силами, встаю и выхожу на улицу. Надо пожрать. Мяса. Внутри тошно и мрачно, и ассоциативно всплывает название "Black". Там оказывается вычурный дизайн, смахивающий на интерьер махрового борделя. Тяжёлые драпировки, густой полумрак, оттенённый матово-янтарной подсветкой, и массивная мебель из морёного дуба. Мой гамбургер готовят так долго, что невольно вспоминается расхожая хохма о поваре, самолично отправляющемся на охоту. Бармен, уловив моё настроение, предлагает выпить с ним на пару. К нашему общему удивлению, я выбираю арак. Он нацеживает вязкую от кристалликов льда жидкость, и мы молча опрокидываем рюмки. Когда сидишь за стойкой один, нередко угощают за счёт заведения. Это продуманный коммерческий ход – фишка не в бесплатной выпивке, а в имитации личного участия. И хотя прекрасно всё понимаешь – это подкупает.
– Ты на работе? – бармен вновь наполняет.
– На работе…
– Я тоже.
Иронично улыбается, поднимает рюмку, мы выпиваем, и он наливает по третьей. Гамбургер в итоге оказывается преотличным. Насытившись от пуза, я возвращаюсь в офис спустя два с половиной часа. Помаявшись, прикидываю, какое титаническое волевое усилие надо предпринять, дабы превратиться в амбициозного, целеустремлённого инженера, и нахожу это выше собственных сил. Встаю, беру сумку и сваливаю, ни с кем не прощаясь.
Выбравшись из центра, снимаю комнату в придорожном мотеле и заваливаюсь спать.
* * *
Всё продолжается, как ни в чём ни бывало. Будто не было вчера ни моего позора, ни начальничьих истерик. Я копаюсь в алгоритме, Тамагочи пишет план, а Ирис пребывает на экзекуции у Ариэля. Из-за стены доносятся отголоски до боли знакомых интонаций в неуклонно нарастающих тонах. Это надолго, – решаю я и отправляюсь есть один.
Отобедав, надеваю наушники, врубаю электронику пободрее и пытаюсь забыться алгоритмом. Мало-помалу я начинаю чувствовать, что что-то не так. Осматриваюсь. Внешне всё, как всегда. Тамагочи сколопендрой скрючился за компом, Ирис уставилась в монитор. Вроде всё о'кей. Я возвращаюсь к своим делам, но нечто не даёт покоя. Это нечто едва уловимо ощущается краем сознания, словно доигранная пластинка крутится впустую, и игла, соскакивая, царапает виниловую поверхность.
Я исподтишка присматриваюсь к Ирис. И точно, что-то неладно: обычно она сразу улавливает мой взгляд, а сейчас заторможено пялится в одну точку, ничего не замечая кругом. В линзах очков отражаются блики экрана. Тёмный, потом разноцветный, потом синий, потом зеленоватый. Ирис некоторое время сидит без движения, затем жмёт на кнопку. Монитор тухнет. Калейдоскоп повторяется.
После нескольких циклов я наконец въезжаю в суть происходящего – она попросту раз за разом перезагружает компьютер, ждёт, пока система загрузится, и снова делает рестарт.
– Ирис, – осторожно зову я.
Ноль эмоций.
– Ирис!
Выключает, включает и продолжает таращиться в ту же точку. Я обхожу стол и вижу, как заставка Windows сменяется пресловутым холмом.
– Ирис, пойдём покурим… – легонько касаюсь её.
Она вздрагивает и смотрит на меня невидящим взглядом.
– Идём, – осторожно треплю её по плечу и убираю руку, – заодно прогуляемся.
Я делаю приглашающий жест, затем шаг в сторону двери и выжидательно останавливаюсь. Она некоторое время сидит без движения, потом нехотя встаёт и следует за мной.
В лифте Ирис молчит, и я тоже не спешу заводить разговор. На улице наваливается жгучая, душная жара. Мы переходим на тенистую сторону.
– Куда мы? – тускло спрашивает она спустя несколько кварталов.
– Подальше от этого серпентария, – пытаюсь сострить я, но ей не до моих идиотских шуточек. – Хочу показать тебе одно место.
Ирис безучастно кивает. Мы минуем полупустую стоянку и оказываемся у странной дыры в стене. Ирис в недоумении косится на меня.
– Давай-давай, – подбадриваю я.
Мы садимся на скамейку. Докурив, она сбивает огонёк и заботливо прячет бычок в карман. Я протягиваю ещё одну и сам зажигаю следующую. В скверике, как всегда, тихо, спокойно и хорошо.
Под конец второй сигареты Ирис прорывает, и она начинает говорить. И говорит долго, пока не изливает всё накопившееся. Сперва рассказывает об отношениях с Ариэлем, о том, как устала от его постоянных требований и упрёков, и что она ни делает – всё ему кисло, и слова доброго не дождёшься и так, постепенно, подбирается к сегодняшнему инциденту.
В свете надвигающегося раунда инвестиций, Ариэль требует подделать результаты каких-то прежних опытов. Часть подробностей мне непонятна, но я не уточняю, просто слушаю, давая ей выговориться. К финалу монолога я наклоняюсь и нащупываю потайную крышечку на внутреннем торце подошвы, подковыриваю и достаю. Это святая святых – мой НЗ.
– Ну и хрен с ним, какая разница? – вворачиваю я, почувствовав, что Ирис уже понемногу пришла в себя.
Она поднимает глаза, и в моих пальцах ловким жестом возникает длинный конусообразный косяк. На мгновение я будто слышу ненавязчивый эмбиент[30] и ощущаю уютную атмосферу кофешопа Rokerij. Мы никогда открыто не говорили про дурь, и, заглядывая ей в лицо, я стараюсь оценить реакцию. К моему облегчению, она не шокирована, лишь слегка удивлена.
– White Widow[31], – декламирую я. – From Amsterdam with love.
Бережно возвращаю крышечку на место, раскуриваю и передаю ей.
– Забей. Сделай, как он хочет. Кидать инвесторов – святое дело! Они сами всех кидают. Это у них бизнес называется. Вот и у нас бизнес, а им поделом.
Трава отменная, и вскоре нас накрывает по самое не балуй.
– Кстати о бизнесе: ты замечаешь, что творится? Наша шарашка постепенно превращается в заведение, – Ирис изображает пальцами кавычки.
– В смысле?
– В смысле, в пансион… публичный дом, бордельеро!
– Ирис, ты давно не курила? Да?
Она пытается ответить, но вместо этого заливается хохотом.
– Может, вернёшь косяк? Кажется, тебе уже хватит.
Она глубоко затягивается и передаёт.
– Ну, Ким, Ким, ты чего? Все эти её ужимки и выходки! Ариэля, грозного и могучего Ариэля, она просто берёт на абордаж. Подкрашивается, юбку подтягивает, усаживается к нему на стол и спину выгибает, чтобы была ещё короче, выпускает локон, и пальчиком так… пальчиком… эдакая разновидность офисной шпионки и куртизанки в одном флаконе. Она ж…
– Погоди-погоди, а шпионки-то тут причём?