Вслед ему донесся, постепенно стихая смех Панаса.
Место, куда провел мужиков Николка, вроде ничем не отличалось от поляны, на которой они только что были. Только темнее, только страшнее. Мужики стояли на месте, охваченные непонятной тревогой, и, не решаясь пойти дальше, пытались рассмотреть в неверном свете факелов, где они очутились.
Вокруг была кромешная тьма, не было ни звезд, ни луны, ни далеких отсветов и отблесков деревни или поселка. Панас поднял над головой факел и постарался рассмотреть, что там над ним: насколько хватало глаз и света, тянулись ввысь толстые стволы деревьев, может, сосен, а может, и нет.
Мужики сбились в плотную группу, как вдруг один оступился и упал, по лесу разнесся крик ужаса.
- Что с тобой, Агап, - резко, словно плюнув, спросил Панас.
- Испужался немножко, ты, батя, землю тронь. Чудо чудное, диво дивное.
Все, кроме Панаса, словно по команде, опустились на колени и стали водить руками по земле: на ощупь казалось, что на ней кто-то расстелил заморский ковер, мягкий, пушистый, теплый. Хотелось гладить его, прижиматься щекой, улечься отдохнуть.
Панас склонился и поднес факел к самым ногам:
- Чу, дурачье, мох обычный. Ворожбу на вас наводят, а вы и рады. Пошли дело сделаем, да и домой.
Мужики, явно неохотно, поднялись.
- Куда идти-то? Лес, чай большой… - проворчал один.
Панас ничего не ответил, а только достал из-за пояса топор и сделал на дереве глубокую насечку в виде стрелки. От удара дерево едва слышно вздохнуло, и по спинам у мужиков пробежал холод.
- Может, ну его, а? – спросил Никифор, подсвечивая метку и рассматривая свежую рану на стволе, которая тут же порозовела и увлажнилась от выступившей смолы, - ушел, так ушел?
Снова раздался гомон, и не понять было, чего хотят остальные: то ли дальше преследовать беглеца, то ли вернуться назад. Но Панас снова цыкнул, и даже не потрудившись ответить, пошел в том направлении, куда указывала стрелка, периодически оставляя на стволах знаки. Мужики, притихшие и настороженные, поплелись следом.
Шли молча, кругом стояла непроглядная тьма и невероятная тишина – словно в этой части леса не было ни птиц, ни зверей, ни насекомых, ни людей. Даже легкий ветер не колыхал кроны деревьев. Шаги преследователей тонули в мягком мхе, даже треск горящих факелов стал монотонным, редким и однообразным, зато само пламя усилилось, разрослось и приобрело легкий синеватый оттенок.
Спустя где-то час ходьбы деревья расступились, и Панас вышел к берегу реки. Речка была неширокая, берега покатые, а на противоположной стороне виднелись явно человеческие жилища. Это были не избы, но однозначно какие-то строения. Старик потянул воздух и в ноздри ему проникли оттенки людского присутствия: немного готовой еды, немного костров, немного стиранного белья, немного домашних животных, немного мужчин, немного женщин и детей… Поселение было погружено в сон, ночных визитеров явно никто не ждал.
Крестьяне один за одним перешли речку вброд. Река была мелкая, в самом глубоком месте едва доходила до груди, и вошли в деревню.
Строения оказались обычными палатками: на каркас куполовидной формы были натянуты чехлы, сшитые из шкур животных, вход в такое сооружение был закрыт откидным пологом. Судя по всему, у жителей не было собак, потому что никто не проснулся, когда пятеро мужиков с факелами, стараясь не шуметь, тщательно осматривали дома и утварь, никто не проснулся, когда, собравшись в центре поселка, они долго что-то обсуждали, и даже никто не проснулся, когда они, разойдясь пятью лучами в разные стороны, начали методично поджигать шкуры, служившие стенами и крышей…
Поселок наполнился всполохами огня и едким дымом, треском горящего дерева и криками ужаса и боли. Люди, полураздетые, с детьми на руках начали выскакивать из домов. В синеватом свете пламени их волосы отливали всеми оттенками зеленого цвета, они испуганно озирались, пытаясь понять, что происходит, но, не успев ничего осознать, падали замертво от удара обухом топора по голове.
Крестьяне молниями метались по деревне, не щадя никого – поселение колдунов должно быть уничтожено.
Из только-только занявшегося дома на самой окраине вышел молодой человек с ниспадающими на плечи ярко-изумрудными волосами. Он не кричал и не озирался, а быстрой тенью кинулся в спасительный мрак деревьев, наблюдая за происходящим, и обходя деревню по кругу. Иногда рядом с ним вдруг появлялся ребенок, которого парень хватал и толкал от себя к ближайшему дереву. Дети послушно подходили к стволу, обнимали его и исчезали.