Аия стоит закрыв глаза, специально замедляя время своего пребывания в дереве, потом отпускает разум и осознанно направляет пульсирующую энергию по накалившимся до бела нитям. История продолжается: почти ничего не видно, стемнело, только белеющие ручки раздвигают заросли и, наконец, появляются отдаленные огни деревни, а навстречу ей выходит Слайс. Он садится на корточки и что-то говорит, потом встает, берет ее за руку и ведет на совет. В тот момент, когда полог отдергивается, Варак недовольно машет рукой, нити рвутся, Аия, потеряв равновесие, закручивается и возвращается в тело, резко распахнув глаза.
Прямо перед ней непроницаемое лицо Слайса, его губы слегка дрожат, и она скорее догадывается, чем читает по ним: «молодец».
Имул в ярости, в горле у него что-то клокочет, но он держит себя в руках, и коротко произносит:
- Я думаю, совет окончен?
- Не думаю, - со своего места поднимается Анкер, - девочка может идти к матери, а мы продолжим. Такая свобода недопустима для будущей хранительницы очага, совету необходимо обсудить и пресечь это.
Варак, нахмурившись, кивает Аие:
- Совет отпускает тебя, Аия, дочь вождя.
Девочка выходит на улицу и быстрым шагом идет к своему дому, мать в тревожном ожидании возится с домашней утварью. Не говоря ни слова, Аия проходит мимо нее, откидывает полог, и проходит внутрь. Там, еле дойдя до своей постели, падает на мягкие подушки и покрывала, утыкается носом в пахнущую кожей и мехом стену шатра, и беззвучно плачет, пока усталость не берет вверх над печалью, и она не засыпает беспокойным тревожным сном, в котором снова и снова окунается в кричащие синие глаза белобрысого мальчика.
Глава 7. В заключении
Один день плавно и сумеречно перетекал в другой. В мире, где никогда не бывает солнца, смены времен года и сильных природных катаклизмов, где ежедневно мужчины уходят на охоту, чтобы вечером разделить между жителями поселка добычу, где женщины, не разгибая спины, крутятся по заколдованному кругу между стиркой, готовкой, уборкой, в мире, где твое право на рождение, взросление и даже смерть, определяет дряхлый, почти немощный жрец, где так трудно понять, сколько же времени протекло сквозь пальцы, где все словно понарошку, и в то же время так беспросветно серьезно, именно в таком мире оказалась запертой, словно в клетке юная дочь вождя Аия.
Невысокую, все с таким же круглым как в детстве личиком, правда уже потерявшим милую припухлость, с огромными, прозрачными как два изумруда, глазами, ее бы даже можно было назвать хорошенькой, если бы не шкодливо торчащие в разные стороны, словно у забегавшегося мальчишки волосы, да не вечно-строгое, словно что-то скрывающее выражение лица. Она сменила короткое детское платьице на обычную одежду женщин и старалась ничем не отличаться от своих соплеменниц. Она помогала матери по дому, бродила по поселку, не смея поднять головы и заговорить с кем-нибудь.
Всем было известно о решении совета ограничить ее свободу, но какая-то неуловимая тень превосходства и высокомерия сквозила в каждом ее движении, поэтому сочувствия она ни у кого не вызывала. Только злорадные перешептывания. Но упрекнуть ее было не в чем. С того памятного вечера, когда у нее получилось обвести Варака вокруг пальца, и он, как никто другой понимал это и мстил ей сполна: она была лишена всех детских забав – и вольных прогулок по лесу, и живого общения с зелеными друзьями-охранниками, и способности находить приют и в их стволах. Она была присуждена постоянно быть при матери и все время находится на виду, чтобы никто больше не мог заподозрить ее в чем-то неправомерном. Так она должна была существовать до обряда введения в зрелость, после чего ее следовало немедленно выдать замуж. И она со смиренной покорностью приняла свою долю, втайне надеясь на то, что мужем ей будет назначен Слайс, невинная детская привязанность к которому переросла в пылкую девичью влюбленность.