Мендель принялся удалять пыльники. Но когда он делал это с полураспустившимся цветком, то срезать пыльник, не рассыпав пыльцы, было почти невозможно. Пыльца высыпалась, и всякий раз хоть несколько крупинок ее да прилипало к клейкому рыльцу.
— Как быть?
И Мендель принялся за бутоны. Но и с бутонами дело выходило плохо. В бутоне пыльники так плотно прилегали к пестику, что срезать их, не задев пестика, было трудно. А пестик оказался ужасным недотрогой: стоило чуть его придавить или оцарапать, и он начинал вянуть. С засохшим пестиком работать было нельзя.
Мендель целыми днями возился со своими ястребинками.
— Я должен преодолеть все затруднения, — говорил он своим коллегам-монахам, когда те спрашивали его, почему у него такой озабоченный вид и что его тревожит. — Эти ястребинки очень трудны для меня, но я справлюсь.
Ему показалось все же, что кое-чего он добился. Патер с гордостью спрятал несколько пакетиков с семенами, полученными якобы от перекрестного опыления.
Горькое разочарование ждало его в следующие годы.
Помеси ястребинки никак не укладывались в правила Менделя. Иногда они вели себя, как было нужно, а иногда помесь оказывалась вылитым родителем, никаких признаков расщепления она не обнаруживала. Ястребинки издевались над правилами, придуманными монахом, они отвечали то второму правилу, то первому, а то и никакому. И все это безо всякой связи с номером поколения. Дети вели себя как внуки, внуки — как дети…
Мендель пожимал плечами и с удвоенной энергией принимался разыскивать новые виды ястребинок. Но и новые виды вели себя не лучше старых.
Все же Мендель набрался храбрости и сообщил в печати о своих наблюдениях над ястребинками. И эту статью постигла участь первой — она прошла незамеченной (в ней было всего 6 страничек).
Мендель не знал, что у ястребинок бывает особое размножение. Нередко они дают семена совсем без опыления, дают так называемым девственным путем. Ясно, что семена, полученные таким путем, не могли дать расщепления, не могли отвечать правилам Менделя. Ведь эти правила требовали двух родителей, двух половых клеток — мужской и женской. Ястребинка ухитрялась обходиться с одной клеткой — женской: без слияния с крупинкой пыльцы семяпочка развивалась в семечко. Мендель не знал этого и понапрасну портил свои глаза, изучая это ехидное растение.
От ястребинок он перешел к пчелам. Но едва он расставил ульи, едва обзавелся самыми разнообразными породами пчел, едва сделал первые попытки к их скрещиванию, как случилась беда: Менделя выбрали настоятелем Брюннского монастыря. Сначала он даже обрадовался этому, думая, что у него будет оставаться больше свободного времени для научных занятий, но прошел год-другой, и монах увидел свою ошибку.
В Австрии начались разные неприятности по делам народного образования. Собственно, неприятности эти были только для монастырей: австрийский рейхстаг провел особый закон о налоге с монастырей на нужды образования. На долю Брюннского монастыря пришлась крупная сумма — в 5000 гульденов.
— Грабеж! Почему платят только монастыри? — и Мендель отказался платить.
Скромный монах оказался недурным агитатором. Он подбил ряд монастырей, и они отказались платить этот налог. Между правительством и монахами начался спор.
Скрещивание кур с разными гребнями — гороховидным (налево) и розовидным (направо). Дети имеют уже ореховидный гребень, т.-е. не похожи ни на отца, ни на мать. У внуков начинается расщепление: появляются куры с гребнями (слева направо): ореховидным, розовидным, гороховидным и простым.
Спорили долго. Но чем дальше шел спор, тем меньше и меньше оставалось у Менделя союзников. Монастыри сдавались один за другим и вносили налог. И скоро непокорный монах остался одиноким. Он не сдался: ездил, судился, подавал жалобы и заявления, тратил на это занятие не часы и дни, а недели, месяцы, годы. Кончилось все это тем, что на часть имущества монастыря наложили арест в обеспечение уплаты долга-налога.
— Ни копейки на налог! — твердо сказал Мендель. — Пусть продают монастырь с аукциона.
В этой борьбе с правительством было уже не до ястребинок, не до пчел и писания пропорций. Огород покрылся бурьяном, пчелы мирно жужжали в траве, никто не вмешивался в их семейные дела. Мендель даже перестал отвечать на письма Нэгэли; ученый профессор обиделся и прекратил переписку.
Вся эта волынка с судами испортила характер Менделя. Он сделался очень раздражительным, даже сварливым старикашкой. А тут еще он заболел Брайтовой болезнью почек; вскоре у него оказались и непорядки с сердцем. На восьмом году войны с налогом он умер.