— Бля, пиздец, — говорит Смайлз, он сидит на диване, руки залеплены пластырем, поднос с «Харпом» стоит на ковре, четыре стакана с оранжевой жидкостью на картинке жёлтой пинты лагера, собачья моча без базара.
— Я уж решил, с нами всё, когда эта тачка вылетела из-за угла. Отец убил бы меня, если бы к нам домой припёрлась полиция. Знаете, какой он бывает.
Мать Смайлза покончила жизнь самоубийством, когда ему было восемь, и его старик с тех пор уже не был прежним. Так говорят, и Смайлз тоже носится с этой идеей. Рядом с его отцом директор школы похож на викария или, как минимум, на священника, который раз в неделю навещает ирландских детишек. Директор, Гитлер, не страдает хуйнёй, когда речь идёт о дисциплине. Он любит свою палку. У него в кабинете на стене висят три таких, и он всегда бьёт с оттягом, особенно после того, как Чарли Мэй залез к нему и насрал на кресло, дорогущий символ с подлокотниками и обитым сидением. Гитлер так и не узнал, кто это сделал, так что досталось всем. Он наверняка выгнал бы виноватого, и по возможности упёк в колонию.
Гитлер любит мстить подонкам, испоганившим ему жизнь, и когда он нашёл дерьмо, дела пошли ещё хуже. Как в фильмах про войну. Один человек в деревне сделает что-нибудь, а немцы берут и расстреливают из пулемётов целую толпу. Он стоял на собрании и вещал, что драки и вандализм — это мерзко, что мы — толпа беспризорников, хуже, чем самые гадкие звери, но вот кто-то упал ещё ниже на эволюционной лестнице. Мы смотрели в пол и изо всех сил пытались не заржать, шептали «только беспризорники знают правду» из «Garageland» The Clash, чётко выговаривая буквы, как это делает Джо Страммер, — ещё одна игра, в которую мы играли — подбирать слова из песен к тому, что происходит с нами. Вся школа знала, что в кабинете Гитлера нагадил Чарли Мэй, что он пошёл и сожрал тарелку жареных бобов в кафе перед школой, чтобы дело шло быстрее. Ему надо было зайти и выйти быстро, в стиле коммандос, но Гитлер не посвящает нас в грязные подробности.
Он слетел с катушек на пару недель и даже избил палкой Смайлза за курение в сортире, что вообще западло, учитывая, что за парень Смайлз и как сложилась его жизнь. Баулер, педик, который преподаёт физкультуру, даже пошёл жаловаться. Надо было Гитлеру позвать Майора и поручить ему расследование. Интересно, он из криминальной полиции или простой постовой, он вообще воспринимает, что происходит вокруг него, помнит лица, воссоздаёт картину с течением времени; и записки, которые он пишет в блокноте — они для видимости или часть серьёзного плана, сколько дел он довёл до логического завершения? Не знаю. Он ещё стоит там, потеет на жаре, жуёт карандаш, щепки в зубах, а стержень на языке. Может, это он от графита таким стал. Я слышал, он повреждает мозг.
— Если я попаду в участок, мне пиздец, — говорит Смайлз, включая голубую вспышку. У него трясётся голова.
Старик Смайлза не лучше Гитлера, так что мы зовём его Сталин, потому что, хотя мы мало знаем о Сталине, на пятничной дискотеке к нам примотались два мужика с рассказами, что Сталин был хуже Гитлера, убил больше народу, что коммунисты пытаются уничтожить нашу культуру, что они хотят отобрать наше право зарабатывать на жизнь, что профсоюзами заправляют радикалы, которые поставили на колени британскую промышленность бесконечными забастовками, это из-за них вырубают свет и дефицит еды; они пытаются уничтожить страну, так что мы даже не можем нормально собирать мусор, а если мы говорим о Партии Лейбористов — это университетские мальчики-бухальчики, которые отдают налоги честных работников педерастам и хапугам хиппи из богатеньких семей, продали страну чернозадым и узкоглазым, предатели из среднего класса продали простых людей красным. Говорят, социалисты хотят развратить британских детей и превратить страну в колонию России. Они дали нам листовку Национального Фронта, и мы отвалили, пошли искать уголок, где можно спокойно послушать музыку. В тот вечер играли две группы, и куча самого странного народа выныривала словно из ниоткуда.
Едва мы отошли, подвалил длинноволосый чувак и сказал, не надо было говорить с этой парочкой, что это с нами, мы что, идиоты, не знаем, что это НФ и они хотят строить концлагеря и убивать женщин и детей. Этот хипарь сказал, что люди, которые любили свою страну, жили в прошлом, нам должно быть стыдно за империю и нашу роль в мировой политике, что все равны и нужны новые законы, чтобы помочь иммигрантам, что только с помощью хороших белых людей цветные могут взобраться по социальной лестнице. У англичан нет культуры, а то, что есть — полный отстой; и он долдонил и долдонил на правильном английском, и в конце уже появилось ощущение, что НФ ближе, они хотя бы говорят с тем же акцентом; и он сказал, мы отвечаем за голод в Африке, дефицит картофеля в Ирландии, и ничего удивительного, что ИРА закладывает бомбы и убивает британских солдат. Он улыбался, как наши учителя, гордо указывал сверху вниз своим шнобелем, выдал нам листовку Партии Социалистических Рабочих, сказал, что нужны законы, чтобы гомосексуалисты могли получить хорошую работу. Мы, конечно, не гении, но и не совсем идиоты, знаем, что гомосексуалист — то же самое, что пидорас, и на последней фразе мы свалили в толпу, пошли искать себе уголок.