Впереди, перед соперником мост начал рушиться, и, хоть член второго отряда и попытался перепрыгнуть опасное место, ему это не удалось. Противник полетел в разлом. А я бежал. У меня не было мыслей останавливаться. Я думал лишь о том, как я принесу победу своей команде.
Пока я бежал, я анализировал ситуацию, и тут я вспомнил свои симуляции. Я вспомнил все свои провалы на них. Перед глазами проплывали сцены из различных моделей моего поведения. И тут я заметил, что не опробовал еще кое-что. Я не пробовал замедлиться. Если нет того, на чем можно бежать, то зачем тогда бежать? И я перешел на шаг. Останавливаться — дело слабаков, а я не слабак и трус. Я свернул к перилам. Они здесь были широкие и крепкие. Я осторожно залез на одно и медленно, шаг за шагом, начал двигаться к концу моста.
Я не слышал ни одного звука. Я был словно в вакууме. Передо мной расстилалась тоненькая полоса перил, по которой я должен идти. Я знал, что никто не осмелится повторить то же, что делаю я. Я знал это и был горд своему безумству. Сейчас, как никогда раньше, я понял Гофра, я понял, что такое состояние реально. Состояние, когда весь мир отходит на задний план, а твои чувства и реакции обостряюся в тысячи раз. Я понял своего друга. Я понял...
И вот я снова бегу. Но уже не бегу ради победы. я бегу ради того, чтобы продлить, хоть на чуть-чуть, то чувство. Я бегу ради команды, а не только лишь ради победы, ведь я уже победил. Я знаю. Через пару мгновений я стоял на финише. Я смотрел на зрителей, в то время как моих ушей коснулись апплодисменты. Все кричали мое имя. Все улыбались.
Тогда я улыбнулся впервые... Вот и третье воспоминание.
Глава 4. Просьба
С того дня меня знали все. Я первым закончил забег, чем принес одиннадцатой команде победу. Но, по правде говоря, я не так много и сделал, ведь я всю дорогу был прикрыт товарищами. Они в тот день одни из первых поздравили меня. Тренеры же сказали мне, что были приятно удивлены моему решению. Все были уверены, что я прыгну и сорвусь вниз, но их ожидания не оправдались.
После забега Гофр немного поменялся: он стал более открытым, перестал говорить загадками. На следующий день после состязания мы с ним прогуливались по берегу. Солнце тогда было особенно ярким, потому что ни одно облако не затмевало его ослепительную силу. Мы шли не спеша, и я, наконец, понял, почему это так приятно. Просто идти и ни о чем не волноваться — это же такое блаженство. Мы с Гофром (я уже давно отметил у себя склонность называть его именно Гофром, звать его по названию модели — это как создавать между нами барьер, слишком отдаленно и сухо, что ли) тогда молчали. Он ничего не говорил, а я и не спрашивал. Мы смотрели на ровную поверхность озера, переливающуюся в ослепляющих бликах, и наша прогулка бы так и закончилась, если бы я все же не обратился к нему с вопросом:
— Слушай, а вот давно хотел узнать, откуда взялось такое странное имя? Где твой номерной знак?
— Я придумал себе это-о-о имя.
— Зачем? — обычно киберы обращаются друг к другу по номерному знаку. Эта обыденность помогает киберам быть индивидуальными, неповторимыми.
— Что-о-обы не быть таким же, как и все остальные, чтобы быть осо-о-обенным. Знаешь, тебе повезло куда больше: ты сильный, ловкий, у тебя такая неординарная внешность. Думаю, когда ты начнешь выезжать на задания, ты рано или поздно все поймешь. Обещаю.
— Ну почему ты опять говоришь загадками?
— Третий, я хо-о-отел бы тебя предупредить: не верь всему, что говорят. Хорошо? Какие бы вещи тебе не рассказывали и не показывали, помни, что у каждой истории есть и другая сторона, другой финал. И еще кое-что. Мне кажется, тебе в скором времени предложат сыграть. Ты не будешь знать правил. Не будешь знать других игроков. Но не отвергай такое предложение.
— Игра? — удивился я. Он никогда не упоминал ни о чем таком. Я впервые слышу об этом. Кто бы мог подумать: Гофр играет, ха-ха. Вот это да...
— Да. Это-о-от мир, он, эм, секретный. Поэтому я хо-о-отел бы, чтобы ты тоже побывал в нем. Ты можешь пообещать, что не откажешься, когда придет время?