Навалится груда бездушных камней
И станет ей худо как в царстве теней
Упьется ли море каплей вечного сна
Лежит на просторе стальная струна
По мне она ходит и в миг замирает
Лишь только со мною вместе играет
Зажгись где то море, сгорая со мной
Мое это горе, так я хоть живой
Рисунок шестнадцатый (надеюсь готово). Глава шестнадцатая.
…
Пеплом осыпало город, слегка приукрасив пейзажи желтым, над крышами все так же висели облака, а по небу белым блюдцем ходило солнце. Этот чудесный город так похож на многие что мы видели и не узнать его ни в одном. Темные улочки сужались к небу колодцами и вдруг выходили на громадную площадь, на которой запросто размещался маяк окруженный заводью.
– Там мы уже были, и ни чего хорошего не нашли, – сказал путник псу, который то и дело подпихивал его носом, едва они выходили на новую улицу.
– Мне кажется, мы ищем не там, – развел руками путник и сел подле пса. Пес долго всматривался в него, дожидаясь продолжения. И он продолжил: – должен быть другой дом, наверняка необычный, – они вместе сидели на брусчатке одной из площадей, смотрели друг на друга, и желание у них было только одно…
Не потеряться, помнить и верить, что единственная дорога верна – та, по которой идешь не спеша. Путник устал и уже не раз бы плюнул на все, да и рванул бы прочь, но с ним был пес, а в нем была его вера.
…
Череда картинок из лиц человечков украшала дом и только одна стена оставалась не тронутой. Мысли о том старике не давали мне завершить работу, а именно, его прощальная фраза. Может вовсе не стоило начинать, либо не нужно заканчивать. Мне советовали торопиться, а я уже так долго жду. Спешка сама по себе вещь опасная, все самые прекрасные моменты происходят не торопясь. Как бы там ни было, он сумел создать впечатление того, что чего-то знает, возможно, лишь впечатление и тогда он просто пришибленный дед, а возможно, дело вовсе не в картинках. Мистер Вульф не подозревал о предстоящем моменте, который предрекал дед и просто резвился по двору, на радостях цветущей вены. Погода была замечательной, воздушная свежесть чувствовалась в каждом глотке дыхания, а цветущий сад дополнял их фруктовым ароматом. Я взял краски и принялся рисовать. На сей раз мистер Вульф был менее словоохотлив и лишь иногда присаживался рядом посмотреть, как у меня выходит. На мой взгляд, получалось очень даже не плохо, улыбка на моем лице не сползала до самого вечера. Наконец завершив этюд, я присел рядом к мистеру Вульфу на стульчик, и мы еще долго созерцали мою работу.
–Тебе просто нравится смотреть или ты ждешь чего то? – спросил все же мистер Вульф, продолжая вглядываться в стену.
– Пожалуй, я уже задумался, – ответил я, хоть и не собирался говорить ничего вовсе.
– Там вряд ли появится что– то новое пока ты не нарисуешь, – продолжал мистер Вульф с тем же отрешенным взглядом.
– Зачем ты спросил? Я уже забыл про этого, чертова старика, – я напрягся.
– Ни о каком старике я не говорил. Но если уж ты начал, как думаешь, он придет к нам еще? – мистер Вульф явно действовал мне на нервы.
– Не знаю, лучше бы не приходил. Не здоровый у него интерес к живописи, – сказал я, и мы вдруг рассмеялись.
–А вообще, он ведь подарил мне надежду, – продолжил я после паузы, – чего мне бояться? Того чего я и так уже невесть сколько жду, нет уж, хоть и очень жаль.
– Я смотрю тебе и впрямь не страшно, – мистер Вульф улыбнулся.
– Да мой друг и картина закончена, – я кивнул на стену, и мы обернулись, глядя друг другу в глаза.
Меж тем старик продолжал существовать и колебать силы природы. Пусть в этот раз у него не получилось, зато, наверняка, выходило сотни раз. Так, например, с мальчишками готовыми верить в сказки и любые приметы. Кот не виноват, что он черный, да и черным его сделали мы, и этот старик тоже делал котов черными. Бывает же так, собрался поужинать в светском кругу и тут на … ну впрочем, все уже и так знают эту историю. Сложно ли сотворить судьбу человека? До определенной степени нет, но я не знаю, как далеко в этом вопросе зашел старик. Есть определенная пропасть, через которую перепрыгнуть нельзя, если только ты уже не на другой стороне. Положительный ответ уже заложен в суть вопроса того, кто его задает.
Рисунок семнадцатый (возможно последний). Глава семнадцатая.
…
Мелодия оставляет свет, а музыкой наполнено время. Неуловимо тонкий оттенок формирует сознание запаха в голове, и вот уже музыка перестает быть просто аккомпанементом во времени, становясь мостом между памятью и тобой. Прямо в нос отдает влажный речной воздух, переплетаясь, сбивается на душный сухой дым, и тело, словно поршень выбивает из легких пьянящую смесь. Вдруг послышалось что-то еще, звук какой-то другой, до боли знакомый. Из ностальгической дымки всплывают еще моменты, как кадры на пленке, засвечены и перекликаются через одну. Я давно уже понял все что услышал и слушал целую вечность, от того то мой мозг и не старался поверить. Пусть нити сигналов опустят провода, пусть никто не дергает нейроны мозга, только бы слышал он, только бы не уходил. Таким было желание всех моих «я» и сопротивляться было чудовищно трудно. На мое счастье, пусть и не всегда на него, у меня есть кто-то такой, кому интересно. Он не противоборствующая сторона, не герой отнюдь, ему попросту любопытно, что там с другой стороны. Кадры пустеют. При моей ли помощи? Не важно, воспоминание пропадает, словно в диффузии переходя к реальности. По вымощенной площади, на перекос от стоящей башни идет сутулый парень, одетый в черные лоскуты и пытается не спугнуть надежду.