Они обнялись.
— Поехали, Женька, нам тоже надо поторопиться, — сказал Саша.
Крылов еще никогда не чувствовал себя за рычагами так легко, как теперь. Все удавалось: и переключения передач, и подъемы, и спуски. Мотор ровно пел, и Крылову тоже хотелось петь.
В поселке пехотинцы соскочили на дорогу. Саша заглянул в люк:
— Я тебя найду.
Встречая пополнение, разведбатовцы высыпали на опушку леса.
— Дубравин, твои три первых, остальные Фролову! — распорядился комбат.
Русоволосый старший лейтенант с лихо надетой пилоткой, из-под которой выбивался чуб, запротестовал:
— У меня один на капитальном, товарищ майор, мне четыре надо!
— У тебя с этими девять? Девять.
— Так один на капитальном!
— Жадюга ты, Дубрава! — рассмеялся майор, и вместе с ним засмеялись разведчики.
— Заводи, заводи, мальчики! — донеслось до Крылова. Знакомой фамилии он не придал значения, но голос, а главное, «мальчики» могли принадлежать лишь единственному человеку.
— Фролов!..
— Где это я тебя видел?.. Крылов? Ты?!
Да, это был тот самый Фролов, теперь капитан, командир роты танковой разведки! Сколько потребовалось случайностей, чтобы так вот совпали пути двух людей!..
Позже, когда у них появилось свободное время, они долго вспоминали свое прошлое.
«Спросить или не спросить?» — Крылов припомнил далекую Орловщину и штрафную роту, шагавшую к переднему краю.
— А я тебя видел… в сорок третьем, под Дмитровском-Орловским. Но, может быть, я обознался.
— Нет. Это был я. Один гад в особый отдел накапал, себя выгораживал.
Фролов рассказал, где и как познакомился с Чумичевым.
— Вышел из госпиталя, а меня под трибунал и в штрафную. Пока разобрались, в чем дело, чуть концы не отдал. — Фролов закурил, помолчал, стряхнул с себя воспоминания. — С этим все, кончено. Давай по старой памяти в мою команду! Только Дубрава не отдаст.
У Крылова было такое чувство, будто он вернулся домой.
Пятнадцатого апреля комбат построил батальон:
— Ну, ребятки, теперь на Берлин! Мы впереди всех. Чтоб с громом — самим чертям тошно было!..
После построения старший лейтенант Дубравин собрал ротных водителей, скользнул взглядом по новеньким, которых еще не видел в деле.
— Не растягиваться, не отставать. Ясно? А ты, Зуев, чтобы в рот ни капли.
— Как всегда! — ухмыльнулся худощавый водитель лет тридцати. Остальные заулыбались.
— Как всегда. Столб-то сбил?
— Не на месте поставили! — поддержал Зуева его сосед.
— Ты, Окунек, помалкивай, тоже хорош!
— А что, товарищ старший лейтенант, по сто грамм дают? — заинтересовался Рябинин. Взгляд у Дубравина стал разяще-насмешливым.
— Ты кто?
— Рябинин, товарищ старший лейтенант! — он обдал Дубравина своей сногсшибательной улыбкой, но она, кажется, не произвела никакого впечатления на ротного.
— У тебя сколько моточасов?
— Сорок два.
— Так вот слушай, Рябинин, любитель наливочки. У тебя сорок два, а у Зуева четыре тысячи двести. Понял? А у Окунька три тысячи семьсот. Ясно? Или объяснить?
— Ясно, товарищ старший лейтенант, а как насчет сто грамм?
На этот раз улыбка все-таки поразила Дубравина:
— Еще один на мою голову свалился! Если только замечу, что от тебя пахнет водкой, выгоню из машины к…!
Но он уже заметно потеплел:
— По местам, готовьтесь к маршу.
К Одеру выехали ночью и через час были на передовой. Машину ротного вел Зуев, за ним шел Окунек. Крылов ехал третьим. Передние машины внезапно исчезали в ночном полумраке, и это случалось именно там, где Крылов особенно старался не отстать, — на подъемах, рытвинах, крутых поворотах. Танк впереди, казалось, скользил по дороге, как невесомая тень, даже не замечая препятствий, которые держали Крылова в постоянном напряжении. Он еще не водил машину с такой затратой сил, как в эту ночь. Теперь он понимал, что значило просидеть за рычагами четыре тысячи двести часов — всю войну. Равняться на первоклассных водителей было нелегко.
Ехали без задержек. Экипаж подремывал на ходу, молчал старшина Блинков, бывалый танкист, занявший место Егорова. В ночи, казалось, не было ничего, кроме дороги, гула моторов и силуэта танка впереди.
Но вот машина Окунька замедлила ход — Крылов двигался теперь чуть ли не впритык к ней. Потянулось мелколесье, впереди изредка вспыхивали ракеты, беззвучно мелькали трассирующие пули. Передовая. Крылов почувствовал уже забытое им возбуждение. Чуть-чуть посветлело. По сторонам теперь он различал частые силуэты орудий. Дорога побежала вниз. Одер. Внизу Крылов притормозил, а машина Окунька заскользила по мосту, слилась с противоположным берегом.