— Я, товарищ старшина, Шуриков. Нож у меня есть.
Вышегор поморщился: один другого стоил. Но у мальчишки был ясный, понимающий взгляд, и старшина почувствовал доверие к пареньку.
— Вырежем метров по пятьдесят. Вы слева, а вы справа. Концы оттянуть к лесу, вырезки принести сюда: спрячем. Ясно?
— Ясно, товарищ старшина, — ответил за всех Шуриков.
— Возьми мой, — Саша протянул Малинину нож.
Пятеро ушли назад в поле. Потянулись минуты тревожного ожидания.
От земли, покрытой жесткой травой, веяло сухостью. За ночь степь не посвежела, а теперь она затаилась, полная тягостных предчувствий. Саша беспокойно лежал у пулемета: болела голова, во рту пересохло, на теле выступила соль. Рядом ворочался Ляликов. В небе над ними кружил ястреб, за лесом гудели машины, в кустах стрекотала сорока. Наконец, группа возвратилась.
— На, Саш… — Малинин отдал нож.
Глаза у Лагина потеплели, и Малинин увидел, что прощение получено. У него отлегло от сердца: Лагин, оказывается, как Грачев…
Неподалеку затрещал мотоцикл. Вышегор, Седой и Прошин опять скрылись во ржи. Потом протрещало несколько очередей, и все трое вернулись назад. Теперь и у Седого был немецкий пулемет.
Взвод быстро уходил вниз по лощине. Она углублялась, суживалась в овраг.
Глухие многокилометровые зеленые балки… Природа будто возмещала безжизненную окаменелость степных пустынь этим буйством трав, кустарников и деревьев. Идущий впереди исчезал в зелени, словно проваливался сквозь землю.
— Товарищ старшина, свои! — предупредил сверху дозорный. Навстречу уже выходили двое мужчин средних лет и рыжеватый парень лет двадцати. Все без касок, в видавших виды гимнастерках.
— Наконец-то свои! — улыбнулся красноармеец с давно небритым, цыганским лицом. Другой, высокий и худощавый, молча приглядывался к Вышегору.
— Кто такие?
— Бронебойщики, — ответил худощавый. — Закурить нет? За деревом лежало противотанковое ружье.
Все трое свернули по цигарке, забыли о Вышегоре.
— Откуда идете?
— От Ростова, а вообще — издалека…
— Патроны к ружью есть?
— Девять.
Открытым спокойным взглядом худощавый с первых минут вызывал симпатию к себе.
— Зовут — как?
— Карпов, Семен. А это Цыганов и Лобов.
— Нет ли тут где воды?
— Болотце — там. Взвод поспешил дальше.
— Привал десять минут!
От болотца ушли, отяжелев от выпитой воды. Овраг постепенно ширился и мелел. Перед развилкой Вышегор остановил взвод и послал отделение Филатова осмотреть выходы из оврагов. С завистью взглянув на товарищей, разведчики устало зашагали дальше.
Небо опять было безоблачное и жаркое, солнце нещадно обжигало степь, а здесь, в овраге, в тени деревьев, повисли густые испарения земли, кустарников и трав. Среди этого буйства зелени затерялась бы и сотня людей.
Глядя на усталых парней, Вышегор вспомнил подмосковный лес, ряды брезентовых палаток. Еще неделю тому назад эти ребята стояли там в строю — взвод к взводу, рота к роте — ровные, точно вымеренные четырехугольники, сто сорок четыре человека в роте, а теперь остались единицы…
Из множества лиц, окружавших его в Раменском, выделилось одно: долговязый Никиткин из второго взвода. Своей ребяческой задиристостью он напоминал петушка. «Вот так, Никиткин, все на деле-то, — подумал с горечью. — А сколько их еще останется здесь — Никиткиных и Лагиных…»
— Протереть оружие и патроны! Жомов — караульных! — приказал он, отсекая от себя невеселые мысли.
— Погоди, старшой, мы спали, покараулим, пусть ребята отдохнут, — возразил Цыган, доставая из вещмешка хлеб и сахар. — В полуторке по дороге нашли. Махорки только не было. Леха, давай что у тебя.
Количество продуктов удвоилось. Семен Карпов добавил к ним, кроме хлеба и сахара, банку американской свиной тушенки.
Чувство признательности к Цыгану побуждало Вышегора сказать какие-нибудь теплые слова, но он промолчал: здесь каждый давал людям, что мог, что нес в себе, а если не давал, значит, и ничего не имел.
Ожидая возвращения разведчиков, Вышегор поднялся к Цыгану. Свернули по цигарке.
— А где Лобов?
Цыган тихо свистнул — из-за кустов вынырнул Лобов. В быстром цепком взгляде молчаливый вопрос.
— Как у тебя там?
— А ничего. Закурить бы…
Вышегор достал кисет — махорки оставалось немного. Лобов закурил, улыбнулся и бесшумно исчез в зарослях.
— Быстер, — прогудел Цыган, — кадровый… Спать вот только любит — прикладом не подымешь… Откуда сам, старшой?