— Московский.
— А работал?
— Профессия у меня не частая: карты делал, штабные. На них каждый овраг обозначен. Теперь бы такую…
— Сапожник всегда без сапог. Я вот плотничал, домов настроил на батальон, а жил как бродяга. Сперва все было, как у людей, — дом и семья. Сын в половодье утонул, баба умерла. Одному тошно стало — запил, бросил все и ушел с бригадой. Где строил, там и жил… Никак ребята идут.
Возвратилась одна группа. Вторая задерживалась, но, наконец, появилась и она. Филатов шел последним.
— Мы, товарищ старшина, — ответил за Филатова Шуриков, — наших полковых разведчиков встретили, с лейтенантом.
— Далеко?
— Километр, наверное, будет.
— Что делают?
— Да ничего, ночи ждут. А дальше мы не пошли: лейтенант там все разведал.
— Почему задержались?
— Филатов не хотел… — замялся Шуриков. — С лейтенантом, говорит, лучше… Лейтенант его не взял, а мне велел доложить…
На вид Шурикову и восемнадцати не дашь: круглое лицо усеяно веснушками, над губой и на подбородке пушок.
— Ты из какой роты?
— Из первой, товарищ старшина, у старшего лейтенанта Босых. Убили, говорят, его.
— Будешь командиром второго отделения.
— А Филатов?..
— Придем к своим — под суд…
Филатов стоял, опустив голову и нервно перебирая пальцами.
— На, поешь… — Шуриков протянул ему порцию хлеба, сахара и тушенки.
Филатов всхлипнул, закрыл лицо руками. Вышегор где-то уже видел эти руки. Кажется, он шел в штаб, а Филатов стоял дневальным у палаток первой роты и так же вот перебирал пальцами. Руки бывают красноречивее слов. Парень и тогда не был уверен в себе, а здесь и постарше его люди нередко теряли над собой контроль.
— Шуриков, принять отделение!
— Есть, товарищ старшина.
— А ты — со мной, не отходить ни на шаг!
Губы у Филатова слабо дрогнули.
— Бери, ешь, — повторил Шуриков.
Вышегор прошел по лагерю. Бойцы спали — сна им не хватало больше, чем пищи. Старшина опустился на траву, лег. «Спать…» — мелькнула последняя мысль.
Потом он почувствовал во всем теле свинцовую тяжесть. Он собрался с силами и сбросил ее — стало наполовину легче. Он еще напрягся и — открыл глаза: Семен Карпов тряс его за плечо. Часы показывали за полдень.
— Машины разгуделись, Федорыч, посмотреть бы надо.
Вышегор кивнул соглашаясь. Сон все-таки освежил его.
— Поднимай людей.
— Насчет табачку — как, старшина? — спросил Лобов.
Вышегор высыпал последнюю махорку:
— Пойдешь со мной. Дай курнуть. Смотри тут, Семен.
Они поднялись вверх по склону.
— Ну, не отставай.
С бугра поля они оглядели степь. Километрах в четырех от них светлели окраинные хуторские хаты. Полоска серой дороги скрывалась в низине, у горизонта снова выползала в степь. Там беззвучной игрушкой полз мотоцикл.
— Батарея…
Приглядевшись, Вышегор различил в кустарнике замаскированные орудия. Нужен был острый взгляд Лобова, чтобы заметить их. А вот и машины — одна, две… пять.
Лобов первый увидел красноармейцев. Они бежали к оврагу. Грузовики скрылись из вида и неожиданно выросли совсем близко — не далее километра отсюда. Два остановились, озлобленно затрещал пулемет. Передние продолжали двигаться параллельно оврагу, потом головной развернулся, тяжело взревел мотор.
Машины шли сюда.
— Быстро назад…
Еще на бегу Вышегор скомандовал:
— К бою!..
Красноармейцы торопливо залегли в цепь. Справа Лагин и Ляликов неловко устанавливали «максим». Он плохо держался на склоне, и они наскоро отрывали площадку для колес.
Грузовики урча стали метрах в двухстах от оврага. Солдаты прыгали на землю, поправляли на груди автоматы, повзводно выходили вперед.
Три колонны вытягивались к оврагу.
— Без команды не стрелять! Лагин, по правой, только по правой! — предупредил Вышегор и побежал на другой фланг, к Седому. — По левой, бей только по левой!..
Потом, тяжело дыша, лег в середине цепи.
Немцы шли свободно. В непринужденности их поз сказывался опыт людей, делающих привычную работу. Автоматы и пулеметы придавали им устрашающий вид. Вышегор опасался, что бойцы не выдержат напряжения — у него самого силы были на пределе.
— Передать по цепи: каждому уничтожить двух фашистов!..
Из-за бугра поля вынырнул легковой автомобиль. Откинулась дверца, выросла офицерская фигура, раздался властный окрик. Солдаты вздрогнули, будто по ним пробежал ток, ускорили шаг. Сто пятьдесят метров, сто двадцать, сто…