— Лейтенант Фролов с группой полковых разведчиков!
С ним были те самые красноармейцы, на которых наткнулись бойцы Филатова. Лейтенант ждал ночи, чтобы кратчайшим путем выйти к Дону. Услыша позади себя стрельбу, он решил, что идущая вслед за ним группа обнаружила себя, но плана своего не изменил.
Его расчеты были опрокинуты неожиданным образом: из оврага, по которому он прошел сам, в степь выскочили красноармейцы.
— Лейтенант, наши! — предупредил разведчик.
Фролову были известны хитрости войны, он внимательно проследил за странным отрядом, вооруженном немецкими автоматами и пулеметами. «А если действительно наши, а за ними немцы? Вот тогда ты влип…» — подумал беспокойно. Отряд уже скрылся в рощице.
Впереди гудели машины. Лейтенант забрался на дерево: поперек поля вытягивалась цепь гитлеровцев. В лучах заходящего солнца зловеще поблескивали каски. Сомнения отлетели разом.
— Быстро в рощу!
Когда краешек солнца исчезал за горизонтом, Фролов увидел хорошо знакомого ему полкового комиссара.
Осматривая рощу, Прошин наткнулся на раненых и санитарку. Девушка встала на пути, губы у нее нервно подрагивали, глаза были широко открыты.
— Свои, сестренка? — раненый поднял голову. Из-под грязной шапки бинтов блестели глаза.
Рядом второй раненый — такой же лихорадочный взгляд. У третьего была перевязана рука.
— Браток, нет ли воды?..
Они пили захлебываясь, фляги дрожали в ослабевших руках. Девушка напилась последней, и радуясь, и плача. За трое суток она пережила столько, что хватило бы на три жизни.
В первый день санитары укрывали раненых в овраге, ждали машин или повозок, но так и не дождались. Она ничего больше не знала о своих. Не было воды, бинтов, пищи — один за другим умирали тяжелораненые. Потом началась стрельба, куда-то запропастились санитары, оглушительно разорвалась граната. Пробежали красноармейцы. «Спасайся! — крикнул один. — Им уже не помочь!» Она отбивалась, но он увлекал ее за собой.
Двое суток маленькая группа продвигалась к Дону. Красноармейцы были ранены легко, но обессилели от голода и жажды.
6
ЕСТЬ НОВЫЕ РОТЫ!
С наступлением темноты взводы покинули рощицу. После оврагов идти степью было легко и приятно: шаг ровен, просторно, легкий ветерок, мягкое сияние луны, тихий шелест переспелой ржи. Все успокаивало, пробуждало воспоминания о том времени, когда еще не было войны…
Повернули на юго-запад, дорогу между хуторами пересекли в облаке пыли, поднятой колонной грузовиков. Потом снова изменили направление — больше не надо было отсчитывать километры.
Повеяло предутренней прохладой, впереди заурчали моторы. Вышегор продолжал шагать размеренно и крупно, словно не слышал гула машин и настороженного шепота красноармейцев. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть, и колонна будет разрезана пополам. Но она двигалась дальше, а шум моторов постепенно отдалялся.
Началось мелколесье. Занималась заря. По небу расползлись облака, оранжевые с востока и синеватые с запада.
Лес густел, взбегал по бугристым склонам. На севере, километрах в пяти отсюда, светлел Дон, напрямую час пути.
Разведчики лейтенанта Фролова обнаружили в лесу сотни полторы бойцов и командиров. Старшим по званию среди них был батальонный комиссар Чумичев, редактор дивизионной газеты. В окружение он попал нежданно-негаданно. Он ехал в стрелковый полк, но на месте полка оказались немцы, а полк отступил какой-то другой дорогой. Чумичеву удалось укрыться в овраге от танкового огня, но редакционную полуторку с пачкой свежеотпечатанных газет пришлось оставить. Он присоединился к окруженцам — для него начались трудные дни.
Чумичев принадлежал к распространенному типу должностных лиц, для которых главной реальностью являлись директивы, инструкции и, вообще, указания сверху. Практический опыт научил его избегать всякой инициативы и самостоятельности, но в пределах, указанных ему свыше, Чумичев был деятелен и находчив. Он ловко обходил острые углы страстей и противоречий, непринужденно обращался с фактами фронтовой хроники, деля их согласно «текущему моменту» на «важные» и «второстепенные». Первые он активно пропагандировал, вторые оценивал как «незаконные».
Если верить газетным материалам Чумичева, отступления наших войск к Волге вообще не было, как не было и других неудач, — а были лишь бои, в которых наши доблестные воины неизменно побеждали гитлеровцев. Сам Чумичев задавал тон газете своими передовицами, исполненными той же непробиваемой бодрости.