Женька Крылов лежит вниз лицом, сотрясается всем телом. Ужасно надругание над тем, что недавно было свято.
Серая колонна поднимается вместе с солнцем и ползет к горизонту. Крылов шагает дальше — одинокий в толпе одиноких. Он не знает, куда идет и для чего существует на свете. Он теперь — как смятый сапогом придорожный лист…
Что случилось? Он открывает глаза, он чувствует чье-то плечо, чья-то рука встряхивает его. Он с усилием переставляет ноги, смотрит на того, кто подставил ему плечо. Коренастый парень все еще держит его за руку. Значит, Женька Крылов уже побывал там, во мраке? Оказывается, это просто и не страшно: там он не почувствовал ничего, абсолютно ничего. Он даже не заметил, как потерял сознание, и только теперь, придя в себя, испугался мысли о том, где побывал.
— Натяни глубже пилотку… — донеслось до его слуха. Эти слова потрясли Крылова: он впервые ощутил поддержку в толпе одиноких.
— Спасибо… Если бы не ты…
Парень не ответил. Крылов уже держался на ногах сам.
— Лос! Лос!
Сзади постреливали, и Крылов опять испугался того, что могло бы случиться, не окажись рядом этого человека.
— Тебя как?…
— Илья, Антипин.
Парень повернул голову — в глубоко запавших глазах застыла боль.
В первом же хуторе Илья раздобыл несколько тыквенных кусков.
— Держи… — протянул один Крылову. — Не хочешь сдохнуть — ешь.
Безвкусная тепловатая мякоть только растравляла желудок, но в ней была влага, и Крылов ел.
— Держи еще.
Сколько дней Женька Крылов не слышал человеческого голоса! Теперь этот голос согревал его, разбивал его одиночество.
— Ты как сюда?..
— Молчи, береги силы.
Но Женька уже не мог молчать, в его сознании забил крохотный родничок мысли, он боялся, что этот родничок иссякнет.
— Ты десантник?
— Пехота… Будет хутор — не зевай…
Так, за гранью жизни, в море отчаяния, тоски и позора, у Женьки Крылова появился товарищ. Ему было теперь с кем поговорить, ему стало чуть-чуть легче, в нем затеплилась надежда на какой-то выход.
В следующем хуторе Крылов достал с полдюжины картофелин, а Антипин добыл кукурузный початок. Женька больше не задавался вопросом, хорошо это или плохо — разрывать руками землю в поисках картофеля, а потом грызть его, чувствуя, как скрипит на зубах песок. В пыльной колонне из человека выжимали все, а взамен ему не давали ничего, кроме смерти на обочине. Единственной формой сопротивления было здесь — выжить.
Ночью Крылов и Антипин поочередно согревали друг друга: сначала один прижимался грудью к спине другого, потом они менялись местами. Только босые ноги Антипина бессменно мерзли — тут ему ничем нельзя было помочь.
Просыпаясь ночью, Женька Крылов думал теперь об одном: как найти выход.
— Бежать надо, Илья…
— Куда? Степь…
Да, степь. Ничего, кроме голой полынной степи. Далеко не уйдешь.
Они менялись местами, пробовали спать. Твердая, как железо, земля отбирала у них последнее тепло.
2
НЕПРОСТО БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ
На краю хутора колонну остановили: сбоку дороги дымились кухни. Обед. Пленные образуют бесконечную змеевидную очередь, которая медленно ползет к котлам. Перед котлами — груда пустых консервных банок. Пленный брал одну, подносил к котлу, получал свою порцию, на ходу выпивал несоленую, с комками неразмешанной муки жидкость, строго в очереди огибал кухню, шел в обратную сторону, бросал банку на то же место, где ее поднимал другой пленный, лишь приближавшийся к котлу.
— Их заставить бы жрать эту мамалыгу… — выругался Антипин.
Потом колонна опять выползла в степь. Навстречу ехали и ехали машины, в небе гудели бомбардировщики. Они летели на восток, туда, где сражался бывший десантный батальон, где был Саша Лагин, Курочкин, комиссар. Крылову уже не узнать, что с ними. Он не оправдал их надежд, не нашел штаб полка, а теперь его вели неведомо куда, и стыд и позор неотступно следовали вместе с ним. «Десантники в плен не сдаются…» — говорили в Раменском. Не зря говорили: плен — это дно человеческого падения. И не важно, как упал человек, — сам бросился вниз или обстоятельства толкнули его туда. В серой колонне у всех одна участь — пасть на обочине дороги без имени, без родины…
— Илья, а ты как попал?
— Не все ли равно…
Нет, не все равно: Крылову надо было знать, в чем его личная вина. Есть ли она? Ему надо было успокоить взбудораженную совесть, понять, мог ли он поступить иначе. Он испугался, но и не повернул назад. Он налетел на немцев, хотя мог спрыгнуть с коня, мог бы, наверное…