— А лучше не слушай её, — донесся голос с лестницы. На ступеньках с каменным выражением лица стояла Лиза. — Человек явно судьбой обижен, мы помочь уже не сможем. Хочешь, я помолюсь с тобой? В комнате, которую я себе выбрала, тоже есть икона.
— Ты... выбрала комнату? — тихо спросила Люба.
— Да. А ты еще нет? Значит, сейчас найдем и тебе что-то хорошее. А если там не будет иконы, я к тебе из своей перенесу. Я все равно не знаю, как правильно молиться, но мои родители — христиане, правильно будет почтить их память. Так, ты научишь меня?
Вытерев слезы, рыжеволосое создание тихонько кивнуло и улыбнулось дрожащими губами.
— Тогда, умывайся, и пойдём! — ответила Лиза, и девочка быстрым шагом, не смотря на Майю, пошла в ванну. Зато Громова не сводила с неё взгляда, что очень раздражало.
— Ну? Долго пялиться будем? — спросила Майя.
— Думаю просто, каково это без сердца жить, — пожала плечами Лиза.
— Превосходно, — улыбнулась девушка. Только от этой Девы Марии ей не хватало нравоучений. — Не будет мне места в Раю, а вы, видимо, должны меня, еретичку, сжечь на костре.
— Я — атеистка, — пожала плечами Громова, — но для Любы это важно. Так почему бы не поддержать человека?
Не сказав больше ни слова, Громова дождалась Любу, и они вместе поднялись наверх.
«Чудесно, Майя! Сегодня ты испортила отношения со всеми соседями!»
Впрочем, это её не сильно волновало. У неё никогда не было друзей, и сейчас она их тем более не собиралась заводить. А вот то, что все уже выбрали комнаты, обеспокоило девушку, и она, взяв книгу в руки, поднялась следом наверх.
К счастью, Майя не нуждалась в больших хоромах, поэтому комнатушка, которую она нашла, отлично подходила. Серые стены, черный пол, белый потолок — странный дизайн, но интригующий. Посередине стояла двухместная кровать, маленькая тумбочка, большой шкаф из темного дерева; свет был тусклым, но её это не смущало, эта комната в любом случае была примерно в два раза больше той, в которой она жила раньше.
Больше всего ей нравилось большое окно и расположение своего убежища: оно находилась дальше всех, давая ей возможность уединиться, и прямо возле него была лестница, ведущая на крышу. Любовь к таким местам у девушки была с детства: там она чувствовала себя свободной, не обремененной проблемами и гневом. Она и сейчас думала подняться наверх, но почувствовала такую слабость, что сил хватило лишь добраться до постели.
Книга лежала на тумбочке, и Майя хотела потянуться к ней, но глаза начали закрываться и она, не желая того сама, провалилась в сон.
***
— Я дома, пап, — голос двенадцатилетней Майи звоном раздался в гостиной. — Прости, что задержалась. Раздача листовок — это оказалось довольно веселым занятием, сама не заметила, как немного переработала.
Послышался скрип и из кухни выехал мужчина: на его голове почти не было волос, впалые, усталые глаза с синяками под ними давали понять, как много он пережил, а тонкие губы дрогнули в слабой улыбке. Майя с грустью посмотрела на инвалидное кресло, к которому был прикован отец. Оно было уже совсем старым, но денег на новое никак не получалось накопить. Если бы отец разрешил ей перейти в обычную школу, но он хотел, чтобы дочь продолжала учиться в этой. И хоть бывшая гимназия божилась, что практически не берет денег со своих учеников, но это было не так. Её только недавно перевели в разряд «общественных школ с бесплатным обучением, но порядки остались теми же, и бедные дети не особо жаждали поступать туда. Майю даже не спасало положение льготника. При этом бесчисленные фонды все равно платить приходилось.
Но папа считал, что только там дочь получит лучшее образование; со времени аварии он делал вид, что ничего не изменилось, но это было так. И Майя оказалась сильнее, чтобы признать это.
— Я подумываю клеить объявления! Довольно легкая работа, — осведомила она отца. — Но два раза в неделю придется пропускать школу. Напишешь мне освобождение?