Руки на ее талии и этот бережный взгляд… Лиза даже не думала, что поцеловать его будет настолько просто, словно они оба уже давно ждали лишь подходящего момента. Звёздное небо, дым, погасший костер, вкус поджаренного хлеба и парень, крепко поддерживающий её, пока Лиза тянется к нему на носочках — пришельцам никогда не уничтожить все это окончательно. Они – и есть человечество.
Глава 30 — Роза
Исполины росли и крушили землю и человеческий род.
Плач рода человеческого достигает небес.
(Книга исполинов)
Является ли потенциальное наличие выживших людей хорошей новостью? Даже если не брать во внимание разыгравшуюся фантазию Лизы или возможную подставу от пришельцев, то есть ли разница, живет ли кто-то через пару домов?
Люди редко были добры к Розе. Ее биологическая мама бросила дочь ради наркотиков, оставив лишь размытое воспоминание после себя; отец любил только деньги, а мачеха так и не прониклась к ней нежными чувствами; фейковые друзья и парни жаждали ее положения в обществе и возможности посещать дорогие вечеринки. Роза всегда знала, что каждый человек в ее жизни имеет причину быть там, но это, если посудить, даже неплохо, ведь таким образом ими можно было манипулировать.
Кажется, лишь Роза и Майя Донская не принимали участия в обсуждении магического дыма.
— Как думаешь, они скоро покинут кухню и дадут протиснуться к холодильнику? — спросила брюнетка, и Ольшанская невольно вздрогнула от её голоса. Не может быть, чтобы Майя обращалась к ней, это уж чересчур странно... но никого другого тут не было.
— По-моему, они в самом разгаре обсуждения, — криво усмехнулась Роза, и соседка с удивлением посмотрела на неё, будто только увидела. У Донской были удивительно большие карие глаза, и если бы их обладательница не была такой агрессивной, то их цвет мог показаться даже мягким и успокаивающим.
— Мы только вдвоем не радуемся, да?
— А чему радоваться? — пожала плечами Роза, и Майя слегка кивнула головой, соглашаясь с ней. Кажется, они впервые были в чем-то солидарны друг с другом.
— Первая умная мысль из твоих уст, — произнесла она.
Ей неожиданно стало немного грустно, ведь сейчас, когда деньги и популярность не имеют значения, они с Донской оказались не такими уж и разными. Майя была зла на весь мир, агрессивна и бедна: она выживала, как могла, ночевала, где приходилась, заставляла людей презирать себя и отвечала им тем же. Ольшанская была другой: девочка из гламурных журналов, пропитанных розовым цветом и ванилью, ею восхищались, её любили, ей завидовали... Роза никогда не знала бедности и не сталкивалась лицом к лицу со смертью, она часами красилась перед зеркалом, ходила по магазинам и целовалась в щечку с подружками, обсуждая мальчиков. Что у них может быть общего с очерствевшей от жизни Донской?
Но все же сейчас они обе так далеки от остальных, предпочитая стоять в одиночестве, нежели присоединиться к обсуждению. Потому что они обе не способны любить: ни себя, ни тех, кто рядом и тем более тех, кто, возможно, находится за пределами Купола. Им все равно, есть ли жизнь где-то вдалеке и остался ли кто-то из их знакомых в живых, потому что они не скучают, им не по кому. А ведь Роза должна прыгать от счастья больше других, она не видела пепла своих родителей, вдруг они сумели выжить? Но она похоронила их почти сразу, даже не будучи полностью уверенной в их смерти. Делает ли это ее ужасным человеком? Они ведь дали ей все: деньги, популярность и полную свободу в действиях. Возможно, Роза слишком избалована, если не способна осознать их жертвы. Но она не может заставить себя любить их по-настоящему, как положено дочери, и от этого становится еще хуже.
Ольшанская всегда считала Майю ужасным человеком, но только теперь поняла: большая часть этой ненависти заключалась в том, что Розе уж очень не хотелось признавать, что за слоем макияжа она такая же: пустая, черствая, окаменевшая.
— Пойду, пройдусь, — безразличным голосом сказала Ольшанская. — Тут ловить нечего.
Донская не ответила и не предлагала свою компанию — им уже не стать друзьями, но и врагами тяжело назвать. Просто две судьбы, такие похожие и разные одновременно...