Никита вопросительно посмотрел на неё, и Майя, тяжело вздохнув, постаралась объяснить:
— Ты знаешь, что случилось с моим отцом?
Он слегка кивнул и поднялся на ноги, подавая руку девушке. Та помощью не воспользовалась. Она не леди, а он не рыцарь. Это детские мечты девочки, у которой были живы оба родителя, а её взрослая версия чересчур испорчена, чтобы верить во что-то светлое.
Донская отряхнулась от пыли и прошла мимо Никиты, опустив глаза вниз.
***
Девочка лет шести носилась по кухне, расставляя тарелки, поправляя скатерть и ежеминутно оглядываясь на маму. Та лишь улыбалась, наблюдая за дочерью.
Майя давно поняла, что её мама очень красивая: черные, как смоль, волосы, белая кожа без единого изъяна, большие карие глаза... Знакомые, приходя к ним в гости, часто утверждали, что дочка вырастет и станет её копией.
— Успокойся, — женщина подхватила её и, потрепав по голове, звонко рассмеялась. — Как ураган мечешься.
Майя слегка насупилась, но быстро успокоилась и рассмеялась, стараясь, чтобы это звучало также красиво, как и у мамы.
— Где уже папа? — уныло протянула девочка. — Он обещал принести мне подарок!
Мама снова тепло улыбнулась, возвращаясь к готовке.
— Наверное, задержали на работе, — спокойно пожала она плечами. — Никуда твой подарок не денется.
Девочка протяжно вздохнула и завалилась на ближний стул.
Звонок телефона раздался неожиданно и заставил её подскочить. Мама все еще занималась готовкой, её руки были полностью в муке, и даже щеки измазались белой пудрой, делая женщину еще более красивой.
— Я возьму, — крикнула Майя, подбегая к телефону и поднимая трубку: — Алло.
Голос по ту сторону провода был слегка приглушенным, но все же безразлично спокойным. Кажется, человек сконфузился, когда понял, что разговаривает с ребенком.
— Могу я поговорить с кем-то из взрослых? — осторожно попросил голос, и Майя громко позвала маму.
Она пришла достаточно быстро, уже с чистыми руками, но белые пятна все еще красовались на покрытых румянцем щеках. Мама, наверное, думала, что её к телефону зовет какая-то подружка или кто-то из родственников, но Майя своим детским чутьем и врожденной интуицией чувствовала: что-то не так. Поэтому ей и отчаянно хотелось запомнить маму именно такой: с причудливой гулькой, выбивающимися черными волосами, в фартуке и с этими пятнами муки на лице — такую домашнюю и счастливую.
Телефонный разговор закончился также неожиданно, как и начался. Женщина положила трубку, оставаясь стоять на месте. Лишь через пару минут она подняла глаза и посмотрела на дочь, словно впервые увидела её.
— Произошёл несчастный случай, — тихо, словно повторяя слова человека по ту сторону телефонной трубки, произнесла она.
***
Майя часто вспоминала тот детский, сохраненный в памяти образ, но он всегда сменялся другим: бледными, дрожащими губами, застывшими глазами и словами, разрушившими всю их жизнь.
Она часто вспоминала и голос из трубки, думая над тем, как человек может столь спокойно рассказывать о таких вещах. Как часто он звонит в чужие семьи, растаптывая их счастье и объявляя будничным голосом, что ничто не будет, как прежде? Что кто-то никогда не вернется, а кто-то вернется, но уже не таким... Это, наверное, очень страшно привыкать к таким вещам.
Девушка шла, словно в тумане, прежде чем её руку кто-то поймал. По привычке, Майя сразу вырвала её и развернулась. Перед ней стояла, как ни странно, Роза.
— Ты в порядке? — поинтересовалась она. — Я видела тебя на крыше...
Значит, блондиночка снова ждала Богдана ну улице, сделала вердикт Майя.
— Со мной все отлично, — Донская пошла вперед, но Ольшанская пошла за ней.
— Ты же понимаешь, что покончить жизнь самоубийством, когда нас осталось так мало, это жутко эгоистично? — с надрывом спросила девушка.
— Мне плевать! — неожиданно крикнула Майя. — На каждого из вас! И мне точно не нужны твои бестолковые советы. Иди и пообщайся со своим новым дружком лучше… Если он, конечно, живой.