Она горько рыдала, пока накрытое тело отца выносили из квартиры, но так и не получила ни от кого ответ на столь короткий вопрос: «За что?».
— Я никогда не прощу тебя, — произнесла она вслед человеку, который уже не мог её услышать.
***
— Ты права, — глаза Майи сверкнули, обращаясь к Рите. — Я никогда никого не любила.
Глава 3 — Роза
Вспомни, какой мой век: на какую суету
Сотворил Ты всех сынов человеческих?
(Псалтирь 88:48)
Комната окунулась в беспросветный мрак ночи, и Роза, поправив спадающую с плеч кофту, оставила попытки заснуть. Все тело ломило от усталости, а глаза закрывались сами по себе, но как только она проваливалась в сон, что-то будто выталкивало её. То ли это были ночные кошмары, то ли пугающие мысли — неважно, она лишь хотела улечься в собственную мягкую кровать, укрывшись одеялом и безмятежно забыться. Но страх не покидал ни на секунду.
На самом деле, Роза впервые осталась одна. Пустая комната пугала её, поэтому она старалась держаться поближе к людям, но любой идиот увидит, что они-то как раз не жаждали её компании.
Впрочем, она не нуждалась в их дружбе. Они воспринимали ее как глупого, беспечного ребенка, но ведь именно она предупреждала, что их ожидает ловушка, и теперь, посмотрите, как плачевно все закончилось. Конечно, к Инге Раевской Роза никогда не питала теплых чувств: часто подсмеивалась с подружками над её бабушкиным стилем и вечной правильностью, которая не могла не раздражать. Вроде молодая девушка, но, хоть бы раз выпила в компании, засмеялась в голос, соблазнила паренька в клубе... Нет, Инга была золотой ученицей и благоразумной девочкой, как любили выражаться учителя, ставя её в пример сверстникам. В общем, они вращались в довольно разных кругах... Но смотреть, как человек по взмаху руки превращается в кучку пыли, было действительно страшно. Тем более, умереть такой молодой и даже не познавшей вкус жизни, сидя за своими книжками! Розе было жаль её. Но, как прирожденная эгоистка, она всегда помнила, что любой мог быть на месте всезнайки, и радовалась, что это не она.
Вздохнув, Ольшанская надела халатик, единственную более-менее приличную вещь гардероба, и спустилась вниз. Она не была единственной, кто не спал.
Люба Тарасенко и Никита Орлов тоже сидели внизу и заваривали себе чай.
— А мне можно кофе? — улыбнулась сзади Роза. — Вроде спать хочется, а заснуть не могу.
— Только чай, — хмыкнул Никита. — Пришельцы, видимо, решили, что кофе нам не требуется.
— Круто, — вздохнула Роза. — Давай тогда чай.
Она села за стол, пока Тарасенко подала ей чашку, опуская вниз глаза. Ольшанская лишь доброжелательно хмыкнула: она понимала, что девочка, видимо, никогда даже не смотрела на такого человека, как Роза, а сейчас сидит, чаек с ней попивает. Вот Орлов — это другое дело. Он был широкоплечим, мускулистым спортсменом — мечтой многих девушек школы, и Розе тоже нравился какое-то время. Все парни, которые были у Ольшанской, сами бегали за ней, но Никита даже не смотрел в её сторону. Поэтому она сказала девочкам, что это пустая трата времени и даже пошутила по поводу сомнительной ориентации Орлова.
— Эй, может, поищешь нам каких-нибудь пирожных или чего-то к чаю? — обратилась она к Любе, и та, смиренно кивнув головой, побрела в кладовую.
Никита тут же подсел за столик к Розе, грубо одернув ту за руку.
— Может, перестанешь себя так вести? Она вроде не в прислуги нанималась.
— О, правда? — Ольшанская сделал глоток. — Я думаю, она только рада.
— Мы равны здесь, — процедил через зубы Орлов.
А вот тут он очень ошибался. Не существует равенства полов, возрастов или рас. Это ей как-то в детстве сказал отец, прежде чем уехать в командировку. В школе был урок, называвшийся «Все люди братья»: принимались любые рисунки, подделки, стихи и прочая ересь, которой так любят нагружать учителя. Тогда Роза и забежала в кабинет к отцу, чтобы задать вопрос, на что получила довольно краткий и ясный ответ.
— Всегда есть те, кто командуют и те, кто подчиняются, — произнесла она вызубренную фразу.