— Не смей трогать её, — донесся голос матери. Он был спокоен, словно кремень. — Не стоило бить...
— Стоило, — произнес отец, и его голос звучал намного раздражительнее: — Я научу её с тобой разговаривать. И со мной считаться. Распоясалась, как непонятно кто... Ты же воспитываешь, конечно!
— У неё не в порядке с нервами, ты знаешь, — грустно прошептала мама. — Учителя советуют обратиться к психологу: эти резкие вспышки радости или агрессии... Они чересчур ярко выражены. Если мы не решим этот вопрос, подумай, каких бед она может натворить. У Риты под боком мальчик, не чающий в ней души, а она даже не понимает своего счастья. Пройдут года, она нагуляется, и будет поздно... Я не хочу, чтобы моя дочь осталась одна или стала гулящей женщиной, а к этому идет... Сейчас мальчики слетаются на нее, как на яркую бабочку, но взрослым мужчинам не будут нравиться ее постоянные скандалы и истерики. У неё ведь такой потенциал, столько амбиций и талантов, а она думает: нужно жить ярко, на полную катушку, и даже не ценит обычного спокойствия и теплоты. Когда она встретит через годы Лизу и Ингу, у которых будут семьи, надежные мужья, дети; когда она увидит Андрея, счастливого с кем-то другим, она сломается и поймет, что потеряла, но будет поздно...
Рита старалась не всхлипывать и внимательно слушать. Слезы продолжали течь по лицу. Теперь родители считают её сумасшедшей...
— Мы можем поискать психолога или повести её к школьному, — предложил отец, но его голос был уже плохо слышен, видимо, они ушли в другую комнату или закрыли дверь.
Рита горько усмехнулась: ей не нужен психолог. Они вообще понимают, что будет, если об этом узнают? Будто вокруг мало сплетен и грязи, давайте, добавим ещё! Риту Миллер в школе, оказывается, и так считают шлюхой, совращающей всех и вся, курящей, пьющей и ругающейся, как сапожник.
Но с такими, как Дима, только так и следует общаться. И ей это нравится: ощущение опасности, безрассудства... будто она живет по-настоящему. Да, иногда ее заносит, но это и делает ее такой особенной и яркой. Если бы она была спокойной, как Лиза, никому бы не было с ней интересно.
Голоса больше не доносились, и Рита стерла слезы с лица. Она тихонько вышла из ванны, быстро надела кроссовки с курткой и выскочила из дома, попутно набирая номер Громовой.
***
Ноги сами привели её к порогу Лизиной комнаты. Раньше они мечтали жить в одном доме, быть ни от кого независимыми и каждый день смотреть фильмы, болтать и вместе готовить обеды... Но это были детские мечты, сейчас они практически не разговаривают.
Все считали Лизу жертвой. Но Рита знала, хоть никогда и не поднимала эту тему, что у Громовой тоже свои скелеты в шкафу: в одиннадцатом классе, стоило ей вернуться в город, она связалась не с лучшей компанией и, если Рита лишь притворялась частью таких шаек, то Громова курила и пила с ними, скрываясь ото всех. Потому что каждый подросток иногда выходит из-под контроля. Громова не идеальна, Миллер не идеальна, мир не идеален…
Она, правда, хотела постучать. Увидеть Лизу, поговорить с ней по душам и признаться, что без нее совсем тяжко. Они так много потеряли, но еще есть шанс возобновить хоть что-то хорошее. Их дружбу. Но Рита не смогла. Она лишь развернулась и стремительным шагом пошла в противоположную сторону.
***
Дверь тихо скрипнула, хотя Рита наделась прокрасться в комнату незаметно. Она не чувствовала больше гнева, он ушел, оставив лишь пустоту, и заменил себя не менее мерзким чувством — виной.
Отец вышел ей навстречу. Он тоже был спокоен, но лишь сейчас Рита заметила, как постарел он за последние годы, а когда-то был ведь совсем молодым и очень красивым. Рита тоже не вечно будет такой: яркой, грациозной, смелой. Рано или поздно она погаснет, и даже эта мысль убивала её заранее.
— Мы не слышали, как ты ушла... Могла предупредить, — тихо заметил отец.
Рита смотрела на свои ноги, рисуя ими узоры на линолеуме, лишь бы не встречаться взглядом.
— Послушай, мы с мамой подумали... — начал он, но девочка не дала закончить.