Грозному ничего не оставалось, как по обыкновению вытаращить глаза и церемонно кивнуть головой Шамаре — поздороваться с предательницей.
В легком замешательстве и глубокой задумчивости покинул он кабинет, строго наказав оскорбленной его непослушанием секретарше: «Никого не впускайте: Дусторханов занят».
Завтрак Грозный съедал сам, обед делил с сучкой Бякой, ужин отдавал Сусликову, но счастлив не был. Все, бывало, солнце к нему задом поворачивалось, все рылом хрен приходилось рыть да сено для чужих собак косить.
И задумался он: отчего так?
Думал, думал и решил — это от его излишней принципиальности. Все он за правду да справедливость на амбразуры бросается. Сам себя харакирит.
А на фига, спрашивается, попу «Калашников»?
По дыре — заплата, по делам — зарплата. Нечего на начальство глазками сверкать. Не любит оно, когда подчиненные глазками сверкают.
Глазки надо за зубы спрятать.
Зная, что «Дребездень» — всего лишь ширма, глупо рассчитывать на особую щедрость Дусторханова. Средства вкладываются в огород, а не в плетень.
Тысячу раз права эта подлая Шамара. На многое открыла она ему глаза.
Чтобы чего-то добиться, к Дусторханову нужно не со скандалом, а с делом идти. С умным, прибыльным проектом. Вложить копейку, получить рубль. И без всякого криминала. Пусть этот недоумок Сусликов амбарной крысой работает, зерно из общих сусеков приворовывает. А Грозный покажет, как можно сделать капитал в чистых перчатках и при этом меценатом прослыть.
Закурив, он уставился в окно на смог, живописно укутавший город.
Обдумав во всех деталях проект, давно крутившийся в голове, Гугор Базилович обратил внимание на пирамиду окурков, выросшую во время обдумывания в пепельнице. Интересно, если сложить все сигареты, выкуренные им за долгую жизнь, что это будет за сигарета? Вопрос его крайне заинтриговал. Щелкнув авторучкой, Грозный погрузился в подсчеты. Измерив строкомером длину одной сигареты, перемножил полученные сантиметры на количество сигарет в пачке. Переведя сантиметры в метры, помножил на два, ибо в среднем выкуривал в день две пачки. Количество метров, выкуренных за год, заставило его присвистнуть. Когда же он умножил эту цифру на полный стаж курильщика, то долго не мог поверить собственным расчетам. Пересчитал еще раз — все верно. Без малого сто километров.
Сигаретка, однако!
Вернувшись к размышлениям о доходном проекте, Грозный подумал, что без надежного помощника ему не обойтись. Мысленно просмотрев дребезденцев, он набрал номер Шамары и рявкнул: «Зайди!» — и бросил трубку на рычажки.
Хмурый, как пепельница, Грозный, не ответив на приветствие неверной, порывисто закрыл за ней дверь на ключ. Молча швырнул Шамару лицом вниз на приставной, заваленный рукописями стол и, пристроившись сзади, широко расставил подагрические ноги. После чего сделал страшные глаза и зарычал.
Рычал он минуты две и, с яростным стоном излив гнев, опустился во вращающееся кресло.
— Садись, — пригласил он официально, но довольно миролюбиво, — разговор есть.
Изящно отряхнувшись, Шамара придала лицу рабочее выражение. Раскрыв еженедельник, который не выпускала из рук во время бурной любовной сцены, она вся обратилась во внимание.
Шамара Кукуева — одинокая женщина зрелого, предгрозового возраста — ежедневно содрогалась в родовых муках.
Она порождала Хаос.
Скверно выполняя свое дело, энергичная женщина деятельно вмешивалась в чужие обязанности. Все смешав, перепутав и переплетя, всех перессорив и доведя до стресса, несчастная закатывала истерику и, зареванная, бегала по кабинетам в поисках сочувствия и таблетки от головной боли. «Ну, почему, почему я должна за все отвечать?!» — в отчаянии спрашивала она.
И все недоумевали вместе с ней: и правда, с чего эта вздорная баба сует свой нос в чужие дела и подставляется?
Но у начальства отчего-то сложилось мнение, что без Шамары Кукуевой все в «Дребездени» замрет, захиреет и покроется плесенью.
Вот и Гугор Базилович решил именно ее привлечь к осуществлению проекта. Во-первых, потому что Шамара была женщиной энергичной, знакомой с коммерцией, во-вторых, несмотря на частые измены, на нее все-таки можно было положиться, в-третьих, лучшего буфера между ним и Дусторхановым трудно было найти.
С удовольствием затянувшись дареной сигаретой, Гугор Базилович голосом старого интригана обратился к Шамаре: