Ленин был только за все эти мероприятия, но полицию это не могло устраивать? Или есть этому разумное объяснение? Наладить выпуск денег, Красину не удалось. Зато это позволило меньшевикам заклеймить Ленина и его сторонников нехорошими словами. Как нарушителей решения съезда партии и в глазах просвещенных европейских социалистов Ленин выглядел как-то изуверски.
Почему отпустили? Потому что в Петербургском охранном отделении трудился начальником Герасимов? Старалась охранка, но не успела в месячный срок подготовить все необходимые бумаги! Это те самые люди, которые едва ли не устроили, из-за Красина «темную» Московским жандармам, которые «провалили» «Дело Андриканиса» (См. выше)!!!
Бумаги из Петербурга в Выборг привезли через сутки после того, как Красин оказался на воле. Герасимов не собирался выполнять глупое распоряжение Департамента полиции, более того он же, скорее всего, уговорил поступить по «закону» власти Великого княжества Финляндского и отпустить Красина через месяц?
Вряд ли власти, даже Финляндии, без такого нажима отпустили бы из тюрьмы человека, пытавшегося бежать. Из этой же тюрьмы ранее были отправлены в С.-Петербург арестованные боевики большевиков и без всяких проблем. Странно, все это, «опоздать» составить бумаги мог кто угодно, но для отличавшегося особой расторопностью Герасимова, это странно! Для Герасимова, который для пользы дела, жил практически на нелегальном положении. «Для удобства моей работы я давно уже не жил на казенной квартире в здании охранного отделения, а снимал частную квартиру в городе. В 1906— 1907 годах я жил на Итальянской улице, 15. Своей квартирной хозяйке я назвался коммивояжером, чтобы легче было объяснить свой нерегулярный образ жизни и частые отлучки на один-два дня. Все эти предосторожности были необходимы: нерегулярный образ жизни, обусловленный характером моей работы, привел к тому, что на предыдущей моей конспиративной квартире хозяйка заподозрила меня в чем-то неладном и донесла в уголовную полицию. Последняя установила за моей квартирой наблюдение, которое я, конечно, сейчас же заметил. Мне легко было бы рассеять это недоразумение, достаточно было моего телефонного звонка начальнику уголовной полиции. Но я предпочел не раскрывать своего инкогнито и попросту переменил и квартиру и паспорт. На Итальянской я прописался под именем Невского»[8]. Собственно Герасимов не зря прятался, его действительно хотели и убить, и взорвать вместе с охранкой, но не удалось. Из пятнадцати начальников Петербургского охранного отделения за все годы его существования трое были убиты. Четвертого убили уже после февральской революции 1917 года. Но и трое – это 20%!!! Опасная работа.
Обратимся к очерку «Красин» из серии ЖЗЛ. Каким горячим финном нужно было быть, чтобы отпустить Красина и арестованного с ним боевика Грожана, по данным полиции, Грожан (кличка Дмитрий Сергеевич) был перевозчиком оружия и динамита на склад в Териоках, которым он и заведовал, и после всего, что было в течение месяца в выборгской тюрьме? Тут ведь как, отпустить одного Красина – это подозрительно для революционеров, отпустили и Грожана, прикинулись финскими валенками и отпустили.
«Побег» из Выборгской тюрьмы
«…Это в 37-то лет... Обидно. Весьма и весьма... Мысль довольно тривиальная... грустная... Это понял и Ленин. «Ильич, — пишет М. Лядов, — чрезвычайно тяжело переживает арест «Никитича», он настаивает на том, чтобы были приняты все меры, чтобы извлечь его из тюрьмы». Меры были приняты. Решительные и энергичные…
Красина навестила мать (Это просто класс!)… Поймав момент, когда тюремщик, стороживший свидание, отвернулся, Антонина Григорьевна спокойно передала сыну пилки, тайком пронесенные в тюрьму. Красин должен был перепилить оконную решетку камеры, выбраться на тюремный двор, прихватив матрас со своей койки, залечь у стены и прикрыться матрасом, когда боевики подорвут стену, а затем бежать через пролом. (И великий конспиратор Красин вынужден был согласиться на этот бредовый план!) Сигнал к началу побега условлено было подать с горы, что высится над Выборгом. На ее вершине, хорошо видной из окна камеры и от подножья тюремной стены, в решающий момент должен был загореться фонарь.
В назначенный вечер боевики во главе с Александром Михайловичем Игнатьевым (руководитель боевиков) и Сашей Охтенским (боевик) приступили к делу. Игнатьев с подрывниками притаился у стены, Саша отправился на гору. Однако не успел он дойти до вершины, как учуял неладное. Место, обычно нелюдное, несмотря на не ранний час — 9 вечера, — было странно оживленным. По дороге, ведущей к вершине, сновали люди, а на самом верху, словно на часах, неподвижно стоял человек. Он не спускал глаз с Саши, как бы выжидая... Зажигать фонарик было и безрассудно, и опасно. Саша вынул портсигар, достал папиросу и стал прикуривать. Он дважды зажигал спички, делая вид, что они гаснут. Но, хотя узкие клинышки пламени вспарывали тьму, внизу все оставалось спокойным. Саша зажег третью спичку. Она прогорела до конца и обожгла пальцы. Та же самая тишина. Никакого взрыва. Он стал спускаться вниз, недоумевающий, обеспокоенный. За спиной раздались шаги. Он надбавил ходу. Участились и шаги. Саша, не вынимая из кармана руки, спустил браунинг с предохранителя.