рассмеялась.
Аннушка вскинула голову и строго посмотрела
каждому в глаза.
— А почему не быть нам лучше всех? — спросила
она уже с знакомой всем властной интонацией. — Разве
у нас сил маловато, родненькие? Да ведь нам теперь по
плечу любое самое трудное дело! Посчитайте, сколько у
нас коммунистов да комсомольцев, да беспартийных
стахановцев сколько!
Что для нашего цеха нынче главное? По-моему,,
движение скоростников. У нас их пять бригад. Почему,
Иван Григорьевич, не развиваем мы вширь это дело? ¦*
Выступил Никифоров:
— Аннушка... то-есть товарищ Луговая в самое
яблочко попала. Мы вышли из хвостового положения и
топчемся в нерешительности. А надо рвануться в голову
колонны! Прошлый год мы сборщикам знамя отдали.
Справедливо отдали! Что ж не отберем мы его ньшче*
По-моему, силенок у нас хватит отобрать красное знамя
у сборщиков, справедливо отобрать!..
443
Наташа сидела на собрании рядом с Глебом и Яшей
Зайцевым. Она вспомнила, как на днях, вручая ей
кандидатскую карточку, секретарь райкома партии
сказал:
— У вас комсомольский значок. Высокое отличие!
Наташа усмехнулась.
— Не смейтесь: очень высокое отличие — молодость.
И какая молодость! Та, боевая, полная огня и мечтаний,
которая с юных лет отдана нашему делу. — В серых
усталых глазах секретаря райкома лучилась весенняя
теплота.—Или возьмите вы значок пионеров. Костер...
алые языки пламени. Прекрасное пламя! И надо, чтобы
оно не гасло всю жизнь, всю долгую и трудную жизнь
коммуниста!
Наташа глядела на Петра Ипатьевича, на Аннушку и
думала: «Хорошо бы и мне дожить до их лет и также
гореть ярким, зовущим за собой люде*л огнем».
— У меня есть предложение, — поднял руку Глеб. Он
впервые выступал на партийном собрании, и краска
волнения густо залила его лицо.— Я вношу такое
предложение. У нас пять скоростных бригад. Пусть каждая отдаст
половину своих людей в другие бригады. Глядишь, через
некоторое время у нас уже будет десять скоростных
бригад. И так, методом почкования...
Гулкий всплеск ладошей не дал Глебу
закончить выступление. Он улыбнулся и пошел на свое место:
ясно, что его предложение будет принято единогласно.
Глава четырнадцатая
Александр Иванович вел прием и потому, как шумно
и людно стало в последнее время в его кабинете,
потому, как потянулись к нему начальники цехов, инженеры,
мастера, он понял, что директор «изменил курс»,
перестал отбивать у него хлеб главного инженера.
Это обрадовало его, и когда после совещания с
термистами в кабинет вошла Бакшанова, он ей весело и
душевно улыбнулся.
— Анна Сергеевна! Давно не бранился с вами. Со-
сюуч-ился!
— Берегитесь! Семен Павлович теперь все удары
моих молнии отводит на вас.
444
— Чувствую, — сказал он, улыбаясь еще шире и
счастливее.
Анна недовольно оглядела комнату и сморщила
переносье: дым сизыми столбами висел над столами и
диваном.
— Откройте форточку!
— Нещадно накурили... совещание!—произнес
Солнцев тоном оправдания и открыл форточку. В кабинет
ворвались холодные струи свежего весеннего воздуха.
Столбы дыма закачались и стали быстро рассеиваться.
— Александр Иванович! — строго проговорила
Анна.— В старой кузнице загазованность выше
допустимого предела. Я прошу немедленно принять меры.
— Мы! ведь недавно установили там новые
вентиляторы, — возразил Солнцев.
— Они не эффективны. Это мнение не только мое, а
многих рабочих.
— Ну, Анна Сергеевна, мы базируемся на
технических расчетах, а не на чьих-то мнениях.
— Так мнения рабочих для вас ничего не значат?—
быстро спросила Анна.
— Ах, Анна Сергеевна! — засмеялся Солнцев. —
Николай Петрович, верно, скорости для своего истребителя
призанял у вас! Хорошо, я сейчас же поручу
проверить.— Он сделал короткую запись в настольной
календаре.
— Давно бьи так, — облегченно вздохнула Анна. —¦
Теперь душевые. Они тесны, водопроводная система
запущена.
— Знаю. Мы проектируем новые душевые по
последнему слову...
— Журавль в небе!—усмехнулась Анна. — Вы нам
пока, Александр Иванович, дайте синицу в руки...
отремонтируйте старые душевые. Даю вам пятнадцать дней
сроку.
— Помилуйте, Анна Сергеевна! Не уложимся...
— Сумейте уложиться; И торопитесь! А не то я
вызову госсанинспекцию и вам не миновать штрафа.
— Ой-ой-ой, — закачал гладко выбритой головой
Солнцев и внес новую запись в блокнот. — Все? Или
казнь египетская еще не кончилась?
— Нет, — проговорила Анна и края ее рта запрыгали
445
от плохо сдерживаемой улыбки. — Вы почему не явились
на прививку, Александр Иванович?
Солнцев побледнел.
— Я... мне было некогда. И потом сердце...
— Сердце я ваше знаю. Раздевайтесь!
— Анна Сергеевна... — взмолился Солнцев.
— Никаких разговоров!—Анна открыла дверь в
приемную, позвала ожидавшую там медицинскую
сестру. — Надя, сделайте главному инженеру
прививку.
Солнцев, понурив голову, стал раздеваться...
Весна шла в обнимку с ласковым ветром, рассеянна
бросала через плечо пустые ветки сирени и ландыша, раз-
ливисто смеялась и пела, веселя всех, кто ни попадался
навстречу. Зеленокудрые чистые березки раздумчиво
гляделись в зеркало пруда.
Ветер созорничал — нагнал волну, и в пруде, избоче-
нясь, заплясали березки.
Смешно стало иволге; взвизгнув, тоненько засмеялась
она, и вслед за нею дружно расхохотались глухари.
Небо обрядилось перламутром зари и казалось, что,
перебирая лады стозвонной гармони, привечает весну
природа.
В палисадах, в белых платьях стояли душистые
черемухи, лукаво и беспокойно поглядывали через плетень на
молодых стройных кленов, что собрались у моста тесной'
толпой, будто оговариваясь о гулянке.
Низко свесившись над рекой, мыли свои длинные
косы тихие ивы...
Глеб сидел в машине рядом с Наташей и ему
почудилось, что даже мотор поет что-то невыразимо веселое и
праздничное...
— Скоро ли? — нетерпеливо спросила Наташа. Ветка
черемухи кокетливо белела в ее густых темных во»
лосах.
— Вон, за косогором, — ответил Глеб.
У серебристой ленты реки виднелось деревянное, на
сваях, здание Рыбаковский ГЭС.
На грузовиках началось оживление. Участники
струнного окрестра потянулись за гитарами, мандолинами и
балалайками. Редколлегия во главе с Яшей Зайцевым,
Держа кто лист ватмана, кто кисточки к краски,
готовилась тут же, на празднестве, выпустить номер «Резца».
Девушки приосанивались, поправляли волосы., в
последний раз окидывали придирчивым взглядом свои нарядные
платья.
На крутом берегу Шайтанки, впереди цветистой
толпы, стояли Потап Дмитриевич, дед Никифор, Саня Коно-
плев, Танюшка. Весь колхоз высыпал встречать дорогих
гостей.
Обгоняя грузовики с молодежью, проскочили эмки
Яардьшцева и Бакшанова.
Вечерело. Малиновые сполохи зари, остьивая,
подернулись сиреневой дымкой. Густой синью отливали за
лугами перелески и неслышно, огородами, подбирались
робкие тени.
Торопя ночь, показалась первая звезда.
Все остались стоять на берелу, а Саня Коноплев и
Чардынцев по лесенке поднялись в помещение ГЭС.
В светлой, *шсто выбеленной комнате сверкал
приборами мраморный щит управления. Рядом на столе
лежал вахтенный журнал с краткой записью: «24 мая
19 ч^сов 30 минут — открытие станции. Дежурный
электромонтер Коноплев».