начальником пристани. С самого (устья несла. Поясницу
заломило... дыхнуть нельзя.
— Спасибо, мать. Порадовала ты меня, истину
говорю, порадовала. А поясничку мы горчишничком,
Аннушка...— откликнулся Сергей Архипович восхищенно.
Аннушка заторопилась: она работала во вторую смену.
Он достал свой инструмент, завернутый в чистое
172
рядно, и, усевшись на низкий табурет, принялся за
дело.
Полегчало на душе старика. Труд снова вернул ему
бодрость, и он каждое утро (по гудку) быстро вставал и
садился за работу. Аннушка подымалась позже: готовила
завтрак и долго не могла дозваться мужа к столу. Он
любил эти утреннние часы. После завтрака работа шла
вяло, он быстро уставал.
Й все же точил Сергея Архиповича червяк: скучал
старик по родному заводу. Бессонными ночами и в
зыбких, предрассветных снах вставал перед ним второй
механический цех.
Мелькали знакомые лица, низкий пул
электромоторов и ровный, глухой шум станков звучали сладостной
музыкой. Это были видения его молодости.
Старику чудился незабываемый запах свежей
стружки, сбегающей с резца и едва заметно дымящейся,
приятно обжигали руки горячие, только что снятые со станка
детали...
Сергей Архипович беспокойно ворочался, тяжело
вздыхал. Жена сердито ворчала:
— Да спи ты, пень старый! Скоро совсем с ума
спятишь.
По вечерам Луговой долго читал газету. Он с давних
пор любил следить за «политикой», как он выражался,
понимая под этим словом сложные переплетения
международной политической борьбы. Чутьем рабочего он
быстро распознавал друзей и врагов и искал человека,
чтобы высказать ему свои мысли.
На заводе постоянными его собеседниками были
Шикии и Петр Ипатьевич. Как-то, выслушав сетование
Сергея Архиповича на союзников за то, что они долго
собираются с открытием второго фронта, Шикин сказал:
— Отец мой в «плотниках ходил. И вот, помню, был
у них в артели один парень, работать — ленив, а жрать —
шустрый, беда! Носил он с собой всегда две ложки: за
правым голенищем большую, за левым—маленькую.
Как жирное подают — большую ложку, стерва, достает,
а как постное — маленькую.
Так, гляжу я, и союзники. Из горькой плошки * мы
большой ложкой хлебаем, а союзники, язви их в нос,
маленькой ложечкой швыряются. После победы они
наверняка большую ложку возьмут. Беспременно!
173
Теперь, читая газету, Сергей Архипович вспомнил
Шикина.
— Так оно и есть, — сказал он жене. — Потянулись
господа за большой ложкой.
Как ни сопротивлялся, сломила Сергея Архиповича
неотвязная хворь. Два месяца пролежал он в постели.
Многое передумал он. Всю свою жизнь в памяти
перебрал. Долгая она была! И вся в труде, в простом
рабочем труде.
В юности работал он в слесарной мастерской у
хозяина. Заработаешь рубль,— копейку получишь. А уж
спорить не смей — выгонит. Как возьмешь пилу в руки,
да как запоет она по металлу — все обиды забудешь. В
труде душа отдыхала. Мастер посмотрит, крякнет и
пойдет к хозяину похваляться: вот, де, какому искусству
обучил я Серегу.
А после революции советская власть его мастером на
большой завод определила. Сергеем Архиповичем стали
величать, что ни выборы, — то непременно в завком
выберут.
Хозяйствуй, проверяй, показывай, милый человек, —
власть-то твоя, советская.
И загорелась душа Сергея Архиповича новой,
большой страстью к труду. «На себя работаем, на весь
трудовой народ. Понимать это надо!» — часто говорил он
молодым рабочим.
— Ежели сделал ты плохо от неуменья — беду
поправить можно, а ежели из обмана, либо из лени, — не
человек ты, а гриб-поганка!..
Так в труде и шел в гору рабочий человек. Но и годы
не стояли. Стал он разом ронять силу. Защемило сердце,
глаза и в очках чертежи разбирать перестали, — линии
там тонкие, будто паутина.
Пошел к врачам. Послушают в «трубку, постукают
пальцами по ветхой его груди, — и начкуть калякать
между собою по-латыни.
«Ежел'и все ваши ученые названия собрать в кучу,
то по-русски куча эта как называться будет — старость,
так?» — испытующе прищуриваясь, говорил он врачам.
И тут же про себя отмечал: «Смеются. Стало быть,
угадал. Человек, брат, не станок: деталь ежели
износилась— ие заменишь. Ступай-ка, Серега, на слом!»
174
Весь июнь над Волгой шумели грозы. Молнии
золотыми чайками кидались в реку и пропадали в темных
волнах. От могучих раскатов грома дрожала земля.
Шли дожди — тихие, теплые, ласковые...
— Быть нынче урожаю, — сказал Сергей Архипович,
задумчиво глядя на плачущее окно.
Аннушка приметила, что муж с утра не найдет себе
нигде места. Сел на свою табуретку, навощил нитки на
дратву, потом повертел в руках рваный сапог, отбросил
его в сторону и вышел во двор.
А сейчас достал из шкафа новый пиджак и долго
водил по нему щеткой, хотя он был совершенно чистый.
— Куда собрался, Сережа? — спросила она, глядя
ему в спину. Он обернулся, глаза его блестели.
— Вот что, мать! Пойду я на завод... не могу больше...
Аннушка подошла к мужу, несмело тронула его за
плечо:
— Не серчай, Сережа. — Она стояла перед ним
строгая и прямая. — Поглядела я на тебя, как с завода
ты ушел, — чахнуть стал, будто сухой стебель
картофеля. А я своим коротким умом не дошла... Нет тебе без
завода жизни, Сережа.
— Твоя правда, Аннушка, — сказал он глухо. Потом,
увидав, что она ладонью утирает слезы, виновато
зачастил:
4 — Не плачь, Аннушка! Я ведь бабьих слез пуще
крови боюсь...
Подходя к заводу, Сергей Архипович увидал Шикина,
который, сидя верхом на воротах, прибивал к ним
длинный шест со скворечником.
— Здорово, Володя.
— Здравствуй, Серега! Давненько мы с тобой не
видались,— обрадовался встрече Шикин. — Видишь, я на
старости лет озоровать стал — по заборам лажу.
— Я и то гляжу, — отозвался Сергей Архипович,
растерянно улыбаясь.
— Скворцы — к счастью. Добрая птица, полезная
человеку.
— Добрая птица, — подтвердил Луговой, все еще не
понимая, почему вдруг Шикин стал заниматься этим
делом.
175
— Ты слыхал, нашему заводу новое задание дали?
Комбайны делать.
— Комбайны*?
— Ага. Да еще какие — самоходные! Мозговитая,
брат, штука.
— Ишь ты! — воскликнул Сергей Архипович
восхищенно и вместе грустно: его-то уж нет на заводе.
— Выпускали мы военные всякие штуковины. Надо
было! А душа все ж таки другого дела просила. Не наше
это ремесло — смерть вырабатывать. А теперь, гляди-ка,
что поручили на*м — сердце петухом поет!
Широкое, веснушчатое лицо Шикина озарилось
улыбкой. По щекам и у глаз побежали волны веселых
морщин.
— Давеча колхозники приезжали. Давайте, говорят,
товарищи рабочие, поскорей комбайны. На полях нынче
будет золотое море!
— Доброе дело, — сказал Сергей Архипович. — А
все-таки скворечник тут причем?
— Как так причем? — удивился Шикин.— Когда
хозяин новую избу ставит, о скворце не забывает? Вот и
мы его жилплощадью обеспечили. Беспременно!
Шикин захохотал, сдерживая свой густой сильный
голос.
— Помолодел ты, Володя, и впрямь тебе впору со
скворцами возиться, — заметил Сергей Архипович.
— Некогда о старости думать, Серега. Я полагаю,
ты оплошку дал, что завод бросил, — громко сказал
Шикин, слезая с забора. На лице его было торжественное и
вместе таинственное выражение. — Обчество мы
сколачиваем — стариков. Учить молодежь, как по-настоящему