Выбрать главу

знаменитого завода? Неважно отозвались бы, прямо

скажу.

Сурков обиженно поджал губы. А Мишин, яростно

расширив глаза, будто выцеливая самое уязвимое место

в Суркове, чеканно спросил:

— Скажите, вы тогда подали бы такое заявление?

Сурков потерянно пожал плечами. Этот вопрос был

для него неожиданным.

— Ну, чего же вы молчите? Скажите так:

«Вытряхнул я весь комсомольский порох, и осталась одна

отстрелянная гильза».

На лице Суркова проступила краска.

— Эт-то уж вы, знаете ли... Семен Павлович...

Слишком!

— Ничего не слишком! Будь ты в прошлом

настоящим комсомольцем, ты не мог бы превратиться в

обывателя!

— Громкие слова! — взорвало Суркова. — Вы не

имеете права обвинять меня в неверности нашему делу.

— Врешь! Имею право! — вскричал Мишин, чувствуя,

как у него бешено колотит сердце и дрожат руки. —

Верность ленинизму проверяется на ежедневном деле, на

будничной, самой, казалось бы, малой работе. И тот, кто

этого не понимает, тот ни черта не понимает в ленинизме!

Когда через десять минут Сурков вышел из

директорского кабинета, весь багровый и мокрый от пота, в

приемной уже никого не было.

— Кто еще хочет уходить с завода? — громко

спросил Мишин.

Секретарь доложил:

— Никого нет, Семен Павлович.

Мишин встретился глазами с Чардынцевым, и оба

они — в лад друг другу — весело и удовлетворенно

рассмеялись.

184

Г лава седьмая

Жизнь свела вместе Никиту и Шуру в самом начале

пути. Они родились в тот год, когда родители их

вступили в только что организованный колхоз «Светлые

огни».

— Дети наши с колхозом ровесники, — говорил

Афанасий Стрелков сероглазому великану Дмитрию Огни-

беда.

— Добро, кум, — ответил отец Шуры.—Дожить бы

до свадьбы — вот уж попили б горилки и за колхоз, и за

жениха с невестой.

Но мечта отцов не сбылась. В сорок первом году онв

ушли на фронт и оба погибли геройской смертью.

Никита с Шурой навсегда запомнили то метельное

февральское утро, когда они, взявшись за руки, молча

пошли в школу.

Метелица выла дико и страшно, подымала тучв

снега, копала белые ямы, насыпала высокие сугробы.

Никита и Шура задыхались от ледяного ветра, часта

падали и с трудом выбирались из снежных воронок, но

ни разу не выпустили рук, крепко, до боли смежив

пальцы...

Учительница Вера Александровна в страхе

всплеснула руками:

— Ой, батюшки! Кто вас пустил в такую пургу? Мы*

сегодня не занимаемся.

— Мы сами...—угрюмо пробормотал Никита, а

Шура, строго поглядев на Веру Александровну, добавила:

— Пап наших убили...

Учительница побледнела, тихо охнула. Потом ввела ^

ребят в горницу, напоила чаем и весь день занималась

с ними — рассказывала о Родине, о ее героях и ученых,

читала стихи. Ее губы дрожали. По лицу иногда

пробегала судорога сдерживаемых рыданий.

А они сидели в пустом классе, держась за руки —

строгие, молчаливые, с сухими, горячими глазами...

Может быть, тогда они и дали друг другу безмолвную

клятву никогда не расставаться и идти вот так, взявшись

за руки, до последней грани дней.

Бойкая и смелая по характеру, Шура больше дружи--

ла с мальчишками, ездила с ними в ночное, слушала при

свете костра страшные рассказы о Змее-Горыныче и

185

Кащее, ныряла в глубокую речку Шайтанку доставать со

.дна ракушек.

В пионерском отряде Шура организовала стрелковый

кружок, раздобыла в районном центре две

мелкокалиберных винтовки и патронов.

И когда Шура вела ребят по селу, гордо подняв

голову и четко подавая команду, председатель колхоза

Потап Дмитриевич с гордостью говорил:

— Военного закала девка; Первой женщиной —

маршалом Советского Союза будет, помянете мое слово!

Никита рос большим длинноруким парнем с

добродушным, но энергичным лицом и неторопливыми

движениями. Он не отличался разговорчивостью, но речь его

<5ыла уверенной и твердой.

По вечерам возьмет, бывало, Никита отцовскую

двухрядку и пойдет метелить по деревне голосистая песня:

Тракторист такой красивый!

Я его приворожу:

На его на трактор ночью

Две ромашки положу.

Потом, растревожив девушек, гармонь уходила в

луга, зовя за собой тихими переливами...

Летом сорок шестого года в село приехал

представитель Министерства трудовых резервов набирать

учащихся в ремесленное училище. Никита и Шура не знали,

как им быть. Шура была склонна остаться: в колхозе

создавалась новая семенная лаборатория, и Потап

Дмитриевич метил поставить ее туда на работу.

Но раздумье было закончено одной фразой, которую

будто невзначай произнес представитель министерства:

«После окончания училища, — сказал он, — вас

направят на авиационный завод».

Дело в том, что Никита и Шура с пятого класса

мечтали стать летчиками. Они вырезали фотографии

летчиков из журналов и газет, интересные статьи и рассказы

об авиации. К окончанию школы у них получился

большой альбом о русских летчиках.

Здесь были первые знаменитые на Руси авиаторы:

Петр Николаевич Нестеров — автор мертвой петли и

первого воздушного тарана, Сергей Уточкин —

бесстрашный летчик и спортсмен, Ефимов, Васильев и другие.

186

Затем шел один из первых красных военлетов Борис

Российский.

Центральное место в альбоме занимал Валерий

Павлович Чкалов и его перелет по легендарному маршруту—

через Северный полюс.

С особой любовью Шура разукрасила портреты

смелых летчиц Валентины Гризодубовой, Марины

Расковой и Полины Осипенко.

Заканчивался альбом фотографиями трижды героев

советского союза—Александра Покрышкина и Ивана

Кожедуба.

Теперь, сидя в клубе на собрании молодёжи и

услышав слова представителя министерства, Никита

склонился к самому уху Шуры:

— Поняла? На авиационный завод! Поработаем,

изучим самолет — и летать!

— А как же.колхоз? — спросила Шура, оторопев от

внезапности, с какой Никита принял решение.

— Колхоз к ученью дорогу не закрывает, — ответил

Никита.

Но председатель колхоза отпустить обоих наотрез

отказался.

— Постыдись, голуба, — корил Шуру Потап

Дмитриевич, — куда конь с копытом, туда и рак с клешней.

Ну, чего ты увязалась за Никитой? Жена ты ему, что

ли?

— Не ожидала я от вас таких обидных слов! — не

стерпела Шура, сердито блеснув глазами.

— Ой, горяча, девка! Там, где ты зимой пройдешь,

верно, снег тает. Я же тебя наметил в семенную

лабораторию...

После вмешательства парторга колхоза, Потапу

Дмитриевичу пришлось уступить. Он смягчился и даже сам

вызвался подвезти Никиту и Шуру к станции.

— Вы же мне родных детей дороже. Живая

биография колхоза! Обещайте же не забывать колхоза,

навещать его. А ежели жениться надумаете — свадьбу

справляют «Светлые огни», запомните!

Потап Дмитриевич растроганно мочил в пиве усы,

матери Никиты и Шуры украдкой утирали слезы. Было

торжественно и грустно...

Ремесленное училище и особенно завод произвели на

Никиту и Шуру двойственное впечатление. С одной сто-

187

роны, здесь все было новым, захватывающе интересным,

с другой, — пугала необычность обстановки.

Длинные ряды токарных, строгальных и фрезерных

станков, грохот электромолотов в кузнечном цехе,

размеренные удары мощных штампов — вся эта

разнообразная, могучая и умная техника подавляла своей

сложностью и вселяла в душу сомнение — справятся ли они