угрюмость, лицо и с невольной радостью подумала:
«Похоже, наш начальник уже поднимается на ноги».
— Иван Григорьевич, — сказала она с нарочитой
деловитостью в голосе, которая, однако, плохо скрывала
волнение.—Мне кажется!/ надо сначала посмотреть все
- Хозяйство' цеха.
— Разйе мы его не знаем? — поднял брови Добры-
Вечер.
4 — Иными глазами посмотрим, — подчеркнула Тоня.
~ AraV понимаю! До сих пор глядели зажмурившись.
Хлопнула дверь, пропуская Ваню Никифорова. Он
подошел под мелодичный перезвон медалей, подтянутый,
свежевыбритый.
— Разрешите пристроиться? — громко спросил он и
поздоровался со всеми sa руку.
— С чего это &ы вырядились сегодня, товарищ
Никифоров? —улыбаясь; заметил Добрьгвечер.
— Имею интерес сопровождать начальство, — сказал
Ваня, лукаво блеснув темкьши глазами. — Ничего не
№
поделаешь, — фронтовая привычка. На войне я
ординарцем быш.
Они медленно пошли по цеху.
Тут и там валялись заготовки, ящики. Под ногами
пружинили стружки.
Высокие окна были густо запорошены пылью.
— А ведь сразу видно, что в нашем доме порядка
мало, — обернулась Тоня к Добрывечеру. — Придется
начинать с генеральной уборки.
— Э! Не в том загвоздка! —нетерпеливо отозвался
Петр Ипатьевич. — Главное — в станочном парке.
Прикиньте, сколько у нас ежедневно болеет станков—с ума
сойти можно! Доведисьэто на Анну Сергеевну, сестрицу
твою,— она бы тут такой тарарам подняла — страх! А мы
ничего... Выдаем бюллетени на ремонт... Будто так и надо!
— Кто же выдает бюллетени? —строго спросила Тоня.
— Я выдаю! Без разбору. Всем, кто ни попросит, —
глухо ответил Петр Ипатьевич. — Оттого и завел я
разговор, что на совесть" у меня камень нынче лег. Прав Чар-
дынцев! По старинке я работал. Беспартийно!
— Шибче бей себя кулаками в грудь, Петр
Ипатьевич! — сказал Никифоров, подмигнув Тоне и
Добрывечеру.— Может, искру высечешь, чтоб огонь запалить.
— И запалю! — решительно -вскинул брови Петр
Ипатьевич. — А твои шутки не к месту, светлый месяц! ~
— Что же вы предлагаете?—опросил Добрывечёр.
— Продумать надо. Все как есть продумать. От
начала до конца.
— А пока еще не надумали?
— Нет, — смущенно признался Петр Ипатьевич.
— Что, дед? — захохотал Никифоров. — Не искрит?
А то — за-па-лю!—он перестал смеяться, увидев, как
ссутулился весь, потемнел Петр Ипатьевич. — Погляжу
я на наш цех, товарищи, и вспоминается, как в сорок
первом дивизия наша отступала... Отходим злые,
усталые, раненььх на себе тащим.
И вот у одной деревеньки, до сих пор помню —
Марьин ключ называлась... перегруппировал Алексей
Степанович силы дивизии. Перво-наперво, пригляделся к
людям, кто на что способен. Сменил пяток командиров,
потерявших голову, отобрал разведчиков — орел к орлу,
расставил по новым ротным и батальонным участкам
коммунистов и комсомольцев, и — пошло!
302
Вот и здесь, товарищи, надо нам подготовить
контратаку. Пускай на одном участке. Но это поднимет дух
всего цеха, точно вам говорю!
— Пригляделся к людям... — задумчиво, как бы про
себя произнес Добрывечер. — Это ты прав-. Мы плохо
знаем людей наших. — Он остановился, уверенно
сказал: — Завтра созовем общее собрание. Посоветуемся с
рабочими.
— Иван Григорьевич, а не собрать ли нам сперва
комсомольцев? — сказала Тоня. — Обсудим положение цеха и
потом выйдем с единым мнением на общее собрание.
— Дельно!—охотно согласился Добрывечер. — Не-
хай так и буде.
За окном ветер ворошил листья тополя. Первый луч
солнца, проскользнув меж ними, упал в груду не
убранных после второй смены стружек и, запутавшись, смешно
бился, не зная как выбраться...
Глава десятая
Чардынцеву до начала комсомольского собрания так
и не удалось поговорить с Точкой: комсорг казался очень
занятым. Высокий и нескладный, с нездоровым лицом и
бесцветными близорукими глазами, бегал он от станка
к станку, перебрасывался короткими словами с молодыми
рабочими, поминутно доставал из нагрудного кармана
спецовки блокнот и делал в нем какие-то отметки.
Теперь, сидя рядом с Добрывечером на собрании и
наблюдая за Точкой, Чардынцев понял, что его
суетливость происходит вовсе не от занятости, а является
внешней приметой характера.
Комсорг громко разговаривал с Наташей. Его руки
все время были в движении: он то размахивал ими,
словно отбивался от назойливой мухи, то нервно теребил полу
своего пиджака, то, ломая грифель, чертил карандашом
замысловатые фигуры на листке блокнота.
«Сколько энергии расходует человек зря!» —
удивился Чардыкцев и прислушался к разговору. Комсомольцы
собирались вяло, хотя уже было время начать собрание.
— Ты отлыниваешь от комсомольской работы. Да, да,
не спорь! За весь месяц не провел ни одной беседы. Хорош
агитатор, нечего сказать!
303
— Павлин! Ты же забыл, что дал мне другое
поручение,— ответила Наташа, спокойно глядя на секретаря.
— У нашего Емели — семь пятниц на неделе! —
вмешался Яша Зайцев. — Сам поручил мне организовать
самодеятельность, а на бюро ругал за стенгазету.
— Какое поручение? — спросил Точка, не обращая
внимания на Зайцева.
— Создать бригаду токарей из девушек, — сказала
Наташа-, строго сдвигая брови. — Я толковала с ними.
Боятся. Но ничего, бригада будет!
— Я о комсомольской работе, а она о производстве! —
нетерпеливо подернул плечами Точка.
— Это и есть комсомольская работа. Я училась
токарному делу. И девушкам помогала.
— Вот оно, наплевательское отношение к
комсомольской работе! Да, да, не спорь!
Темные глаза Наташи сверкнули сдержанным гневом:
— Ты, Павлин, слишком легко обращаешься со
словами. Разве производство не самое важное?
' — Еще спрашивает! Основное — внутрисоюзная
работа: кружки, беседы, лекции. Ты привязалась к своему
станку и дальше ничего не видишь. Не спорь!
Лицо Наташи потемнело, на щеках пятнами проступил
румянец...
— А то, что цех наш не вылезает из прорыва, —
сказала она жестко, — и над нами смеются даже вахтеры:
«стоит ли вас, срывщиков плана, пускать на завод?», я
спрашиваю, это—основное или второстепенное?
«Молодец девушка! Вот бы кому секретарствовать, а
не этому... начетчику! Либо вон тому беленькому,
глазастому...» — подумал Чардынцев, с интересом
прислушиваясь, но в это время пришла группа тамсомольцев сбо*
рочного цеха.
Точка сразу оборвал разговор: он не хотел «'выносить'
сор из избы». Появление сборщиков окончательно
испортило ему настроение.
«Разворачивали бы работу в своем цеху, так нет! —
шатаются по соседям, перехватывают инициативу...» —
недовольно думал Точка, искоса поглядывая на
пришедших.
Фарид Ибрагимов, рослый, черноглазый, в хорошо
отутюженной рубашке, здороваясь с Точкой, громко ска*
Зал:
804
— Принимайте делегацию. Прошу отвести на мое
выступление пять минут.
— Что это еще за выступление? — насторожился
Точка.
— Обращение к комсомольцам второго механического
цеха.
— У нас повестка дня... — начал было комсорг, на
спохватившись, что сказал не то, вдруг спросил:—А с
комитетом комсомола согласовал?
Ибрагимов смутился. Этого вопроса он ни с кем не
согласовывал. Он просто созвал комсомольцев-сборщиков,,
и они решили принять обращение к комсомольцам
механического цеха.
Нащупав слабину Ибрагимова, Точка дал волю своему