нагие, они застынут в долгой немой печали? Или может
быть о том, что надо собрать все терпение, всю буйную
силу соков, чтобы выстоять, непременно выстоять до
будущей весны. А там снова раскинуть вольный шатер
зеленых листьев, и — да здравствует жизнь, да
здравствует солнце и певучий ветер!..
320
Глава двенадцатая
За сборкой первого самоходного комбайна следил весь
завод.
Во дворе на широком щите ежедневно вывешивалась
производственная сводка. В цехах появились свежие
листки новой заводской газеты «Комбайностроитель».
«На первом комбайне уже установлены следующие
узлы: мост главных колес, управляемые колеса,
молотильное устройство, колосовой и зерновой шнеки, решетный
стан», — сообщала многотиражка.
В обеденный перерыв «контрольный пост» второго
механического цеха — Яша Зайцев и Наташа пришли на
сборку поглядеть собственными глазами, «как идет дело».
Комбайн обрастал новыми деталями. На длинных
подкосах высился выкрашенный в красный цвет бункер,
впереди белели лопасти хедера.
На электрокаре подкатили мотор. Ибрагимов кликнул
своих ребят и начал установку мотора.
— Даже не обедаете? — удивился Яков.
— А мы уже, — ответил Ибрагимов.
Стоявший на бункере Ваня Колчин снял кепку и
игривым жестом приветствовал гостей:
— А, жильцы дома престарелых! Здрасте!
— Иван! — сердито осадил самого младшего сборщика
Ибрагимов.
Но комсомольцы второго механического уже сверлили
глазами Колчина.
— Из тебя неплохой попугай бы вышел! — громко
отозвалась Наташа.
— Ты что это там чирикаешь, как воробей с
колокольни? — крикнул Яша Зайцев, криво улыбаясь. В
голосе его сквозила обида. — Слезай, я тебе зернышек
подкину.
— Вы бы лучше подкинули конических шестеренок! —
не унимался Колчин.
— И то правда, — застенчиво и будто извиняясь за
дерзость Вани, произнес Ибрагимов.— Дозарезу нужны
шестеренки.
— Мы ведь вам комплект шестеренок отправили, —
громко возразил Яша Зайцев.
— Мелко мыслишь, Яша. Без размаха. Погляди-ка. —
Ибрагимов показал рукой в дальний конец цеха. Там
Ф-444 - 21 321
громоздились красные, желтые и синие коробки новых
комбайнов. — Мы заложили первый десяток.
Токари переглянулись. «Вот это настоящие
комсомольцы! — с немым восхищением подумал Яша. — Еще идет
борьба за первый комбайн и весь завод живет сегодня
только этой задачей, а они уже рванулись в завтра!»
В глазах Наташи Зайцев прочел то же самое.
К комбайну подошел дядя Володя, держа в правой
руке ведерко с краской.
— Машина! — сказал он, молодо блеснув глазами. —
Умная, с высшим образованием. Сделать бы таких тысяч
сто и пустить по полям, как Владимир Ильич о тракторах
мечтал. Беспременно!
— Размахнулся! — засмеялся кто-то сзади. — Дай
один сделать. От одного глаза на лоб лезут.
— Ну, чего гогочешь? — обиделся старик. — Ботинок,
и тот ногу жмет, когда спервоначалу наденешь.
Беспременно! Наш завод пустит производство, а сколько еще
таких заводов в Советском Союзе, пошевели-ка мозгами?
То-то!
— А что, дядя Володя, — обратился к нему
немолодой рабочий в низко надвинутой на лоб вельветовой
кепке. — Работа у тебя, я так понимаю, теперь будет
низкого разряда. Ты ведь, можно сказать, профессор
малярного дела. Шутка ли! Крыло самолета, помню, как
облупленное крутое яичко блестело.
Дядя Володя слушал, прищурив глаза, будто
прицеливаясь к его словам.
— Видишь ли, милок, разряд-то может и пониже, да
класс повыше.
— Это как понимать?
— Душой понимать. Я ведь мог на другой завод
махнуть. И заработал бы наверняка поболее. Беспременно!
А видишь ли, оказия какая: не могу с завода уйти,
привык я к нему, будто к дому родному.
Руководя установкой мотора, Ибрагимов краем глаза
поглядывал на комсомольцев второго механического цеха.
Они прошли к окну и о чем-то оживленно разговаривали.
Потом Наташа быстро подошла к Ибрагимову.
Едва заметная россыпь веснушек растаяла в залившей
щеки краске.
— Фарид, — сказала она тихо. — За тобой, конечно,
трудно угнаться. Зато интересно.
322
— Птицу видать по полету, а человека по работе.
— Красивые слова оставим на после. Короче: мы
вызываем тебя на социалистическое соревнование. Моя
бригада и Якова.
—• Ты разве уже бригадир?
— Да.
— Л Глеб? Разве он...
— Я ушла из его бригады.
Ибрагимов помолчал, пораженный новостью, потом
с силой стал трясти руку Наташи.
— Поздравляю, Наташенька!
— Мы организовали комсомольские посты. Подменять
диспетчера, конечно, не станем. Будем подкладывать
огонек туда, где не горит, а тлеет.
— Правильный разговор! — улыбнулся Ибрагимов.—
Мы удивлялись: хороший народ у вас, а цех плетется в
хвосте.
— Занимались выращиванием рекордсменов, — сказал
Яша, подошедший к комбайну следом за Наташей. —
Вроде редких цветов в оранжерее.
— Ну, согласен, Фарид? — спросила Наташа. —
Конкретные обязательства мы разработаем сегодня после
смены.
— Как, ребята? — обернулся к сборщикам
Ибрагимов. — Будем соревноваться с токарями?
— Давай!
— Только пускай учтут: пересесть с черепахи на
самолет нелегко!
Сборщики намекали на карикатуру в многотиражке,
где сборочный цех был изображен самолетом, а второй
механический — черепахой.
— Ура! — закричал Ибрагимов, пересиливая
задрожавший в воздухе гул гудка. — Да здравствует
соревнование с токарями второго механического!
— Ур-ра!—дружно поддержала вся бригада
Ибрагимова.
Ваня Колчин, стоя на бункере комбайна, высоко
подбрасывал кепку и ловко подхватывал ее. На его
остреньком лице уже не было прежнего выражения колючей
дерзости, оно сияло радостным возбуждением.
— Слыхал,— сказала Наташа Якову, когда они
выходили из сборочного цеха. — Как они дружно кричали
ура! Так и работают. Плечом к плечу. Не то, что мы!
ai* 323
— Дай срок, посмотрим, чье ура пересилит, — ответил
Зайцей, сверкнув взглядом.
— Да, да, Яшенька! — обрадовалась Наташа этому
решительному блеску его глаз.— Только надо хорошенько
все продумать. И взяться за работу всем вместе. Одним
дыханием!..
По воскресеньям старики любили собираться в доме
Петра* Ипатьевича. .
Марфа Ивановна была мастерицей стряпать
ароматный и ядреный- рассольник, холодец, румяные пироги
с капустой.
В просторной столовой становилось шумно и
празднично. Начинался разговор о заводских событиях, о
международном положении, вспоминали минувшие годы,
сожалели о «пролетевшей быстрым ветром юности», с
тихой завистью говорили о том, что «жизнь только теперь
развернулась во всю ширь».
— А нам уже скоро безносый кондуктор скажет: ваша
остановка, граждане, — грустно бросал хозяин.
— Шалишь! — стучал кулаком по столу Ипатий,
самый старый из всех присутствующих.—В нарушение всех
правил, мы твоего безносого кондуктора выбросим вон
и поедем дальше!
Марфа Ивановна плыла лебедем — осанистая,
высокая, с черными, молодо блестевшими глазами, — подкла-
дывала кому рыбки, кому белых скользких груздочков.
— Пава у тебя жинка, чистая пава! — восхищенно
прищелкивал языком дядя Володя.
— С такой Марфушкой сто годов под ручку пройдешь
и усталости не приметишь,— ласково журчал Сергей
Архипович.
Петр Ипатьевич расцветал майским солнышком,
улыбаясь всеми морщинками на широком лице:
— Ну, ежели у моих дружков такое настроение —