Павлин.
— Напрасно! Философия — это как раз и есть тот
ключ, который открывает невидимое. И если вы, молодой
человек, не обучитесь философии, вы станете пловцом,
который плывет в никуда.
Итак, продолжаем мыслить образами. Люди плывут,
барахтаются в холодной воде, борются с волнами Одни
396
плывут быстро, саженками, вкладывают все силы, другие
плывут неторопливо, экономя силы, часто
перевертываясь на спину и отдыхая. Кто доплывет первый?
— Конечно, тот, кто плывет быстро...
— Нет.
— Ну тогда тот, кто часто перевертывается на спину.
— Тоже нет, доплывет тот, кто первый увидит свой
остров.
— Ну, достигли своего острова, а дальше что?
— А дальше закрепись на нем так, чтобы тебя
штормом не смыло...
Потом заходил разговор о работе. Сладковский
рассказывал заводские новости*
— А как там Николай Петрович? Что слышно о его
машине? — спрашивал он у Павлина.
— Уже сборку заканчивают. Вчера на аэродром
выкатили... Красавица! — ответил раз Точка.
— Мне Николай Петрович сказал, что на его машине
реактивный двигатель.
— Реактивный,— подтвердил Павлин.
— Где же он его монтирует? Неужели. под
фюзеляжем?
— Нет, внутри фюзеляжа.
— Странно,— пожал плечами Сладковский.— Как же
у него осуществлен выход газовой струи? — Он достал
блокнот, нарисовал фюзеляж, задумался.— Вы не
помните? — стрельнул он глазами в Павлина.
— По-моему, вот как.
Павлин взял карандаш и стал рисовать.
— Так, так. Стало быть, реактивная игла имеет ход
примерно сто семьдесят миллиметров? А как выполнено
сопло?
Сладковский подливал в рюмку Павлина коньяку и
задавал новые вопросы...
Г лав а шестая
С утра на стене у конторы цеха появилось красиво
оформленное объявление:
«Товарищи! Сегодня лучшему стахановцу нашего
цеха Якову Игнатьевичу Зайцеву исполняется двадцать
лет со дня рождения. Горячо поздравляем тебя, дорогой
друг, и желаем новых успехов в твоей жизни»,
397
А вечером, после работы, в красном уголке цеха
собрались все рабочие и служащие первой смены. Пришли
представители от других цехов.
Яша Зайцев краснел, в смущении теребил полы своей
спецовки.
Чардынцев притянул Якова за плечи и по-русски
трижды поцеловал его.
— Поздравляю тебя с большой и счастливой жизнью!
Потом Зайцеву стали вручать подарки. Наташа
подарила книгу «Чайка», Шура «Повесть о настоящем
человеке» с надписью: «Дорогому комсоргу в день его
двадцатилетия от Никиты и Шуры». Гульнур бережно поднесла
ему снежной белизны сорочку в целлофановой обертке.
— От имени всех девчат... носи на здоровье!
— Рубашка счастливая. Теперь от девушек отбою не
будет! — смеясь, заметила Тоня.
Зайцев взял сорочку и, не выпуская руки Гульнур,
сжимал ее с такой силой, что она едва сдерживалась,
чтобы не скривиться от боли: минута для подобной
гримасы была крайне неподходящей.
— Полагается поцеловать юбиляра! — крикнул Глеб,
подмигнув товарищам/
— Да-да! — поддержали озорные голоса ребят.—
Поцеловать!
Гульнур, наконец, освободила онемевшую руку и, сколь-
внув по крикунам лукавым взглядом, ответила:
— Согласна... когда Якову исполнится... трижды
двадцать!
Все засмеялись.
К Зайцеву подошел дед Ипат. Он положил свою
узловатую теплую руку на крутое плечо молодого
токаря.
— Счастливый ты! Когда мне стукнуло двадцать лет,
я только стружку убирал да за водкой-селедкой для
токарей бегал.
И предложь кто-нибудь Путилову либо его
акционерной компании юбилей рабочего справить,— подумали б —
рехнулся человек.— Дед Инат достал из кармана
штангенциркуль.— На, бери. Еще на Путиловском он мне
служил.
Берег я его, в шелковом платочке держал. Бери!
Яков вдруг почувствовал, как у него защипало в
главах. Оц принял из рук деда Ипата ^штангенциркуль и
898
обнял старика, крепко прижался к его седой бороде
розовым лицом.
Они долго стояли обнявшись — старый и молодой,—
а кругом хлопали в ладоши, кричали что-то приветливое
и шутливое, шумно двигая стульями.
Когда подошел черед говорить парторгу, Тоня
поправила рукой волосы, переглянулась с Чардынцевым и,
улыбаясь, начала:
— Обычно на юбилеях не принято говорить о
недостатках, но мы отступим от этой не совсем хорошей традиции.
Вместе с подарка-ми мы вручим сегодня Якову и наш
счет. Не кажется ли тебе, дорогой юбиляр, что ты
васиделся на трех нормах? Слов нет, три нормы —
хороший показатель. Но предел ли это для Якова? Неужели
нельзя двигаться дальше?
Теперь второй вопрос. Вы знаете, какая сейчас
пародия распевается по цеху?
Соколы Якова,
низко вы летаете:
без штурма без всякого
вы план не выполняете.
Вот от чего не освободилась твоя бригада, милый
юбиляр!
Чардынцев улыбался. Он был доволен речью парторга
второго механического.
Яша Зайцев глубоко и часто дышал, словно он только
что пробежал большую и непривычно трудную дистанцию.!
Яркая кровинка комсомольского значка алела на от-'
вороте темной спецовки.
— Спасибо!.. За дружеские слова... за подарки.
Особое спасибо Антонине Сергеевне! Она нарушила
юбилейную традицию и хорошо сделала. Мы принимаем ее слова
как наказ партийной организации нашей бригаде. Низко
мы еще летаем, правильно поют про нас! — Зайцев
облизал пересохшие губы, шумно перевел дыхание. На
круглых щеках его зыбились лукавые ямочки.— Только и я
нарушу традицию, товарищи! Обычно юбиляры не просят
подарков, а я, пользуясь случаем, прошу у Ивана
Григорьевича подарка.
Добрывечер встретил его слова доброжелательным
вниманием. «Интересно, что ты еще надумал, милый
мой?» — было написано на его лице,
399
— Я прошу немного: переоборудовать станки в нашей
бригаде.
— Мы их недавно переоборудовали! — ответил Добры-
вечер.
— Слышали, от нас требуют новых скоростей, а для
этого нынешней мощности не хватает.
— Конкретно, что же вам надо, хлопцы? — спросил
Добрывечер, вынимая блокнот.
— Первое? вместо пятикиловаттных установить
моторы в тринадцать с половиной киловатт.
— Не знаю, достанем ли сразу...— неуверенно
проговорил Добрывечер, записывая.
Ребята из зайцевской бригады разом всполошились:
• — А уж это вы побеспокойтесь!
— Не знаю — легче всего сказать!
— Соревноваться,— так уж всем: и начальству и нам!
«Ишь, токарята! — удивился про себя Добрывечер,—
давно ли из ФЗУ пришли, а уже с начальством басом
разговаривают!»
Он вспомнил четверостишие в последнем номере
«Резца».
У Зайцева фабзайцы
Дают две нормы кряду,
И знает твердо Зайцев:
Взять верх — его бригаде!
— Второе,— продолжал диктовать Яша:— заменить
ременную передачу фланцмотором. Третье: вместо трех-
кулачкового патрона поставить пневматический.
— Послухайте, хлопцы,— хитровато прищурился
Добрывечер,— вы все просите, а шо же вы собираетесь
дать сами?
— А это вы потом увидите,— коротко ответил Яша.
— Согласен! — сказал Добрывечер, протягивая
Зайцеву руку.— Цех набирает добрый темп. И твоя бригада
в нем далеко не последний винтик.
— Спасибо, Иван Григорьевич! — проговорил Яша,
сжимая пальцами крепкую, будто из железа, ладонь
начальника цеха.
Девчата неожиданно расступились, и белый,
сверкающий перламутровыми ладами баян разливисто заиграл
плясовую.
Чуб Вани Никифорова лихо повис над быстрыми