А по рядам шел долговязый и сутулый придурок-восьмиклассник по прозвищу Полип, и он срывал пуговицы с курток малолеток. Полип басом спрашивал: «Чья пуговица?», и, если пацан говорил «моя», Полип отрывал ее и отдавал пацану; если ответ был «твоя», Полип отрывал пуговицу и клал в свой карман. Спасал только один ответ: «Пуговица курткина».
Леша выскочил из столовой и понесся к кабинету истории… В коридорах носились малолетки и стоял плотный запах пота.
Леша чувствовал себя сытым и веселым. Случайно он глянул в окно второго этажа, и он увидел, что сентябрь-то стоит теплый и разливается яркое солнце, и Леша прижался лбом к теплому стеклу и зажмурился от того, что он увидел.
А увидел он голубое небо без единого облачка, и сиял желтизной лесок вдали, во дворе школы стояла высокая сосна и с нею рядом две молоденькие березки. Листья на березках уже пожелтели, они чуть трепетали, вернее, струились на легком ветерке, и было ясно, что береза дышит именно листочками. Чуть поодаль горел красными листьями куст, названия которому Леша не знал, и все вокруг как бы замерло, сияя зеленью и желтизной.
Тут раздался звонок, и Леша вздрогнул, но задержался на мгновение, так как именно в это мгновение почувствовал, что счастлив. Да, счастье — это когда ты сыт и в ближайший час не ожидаешь позора.
А позора он не ожидал потому, что историю не то чтобы знал, а вот именно любил. И его любила учительница Марина Васильевна: он внимательно ее слушает и рассказывает именно то, что говорила она на прошлом уроке. За шестой класс у него была пятерка по истории — единственная, надо сказать. Хотя нет — еще по рисованию. Но это в прошлом — рисования больше нет. Хотя чего там скромничать — рисовал Леша хорошо.
История прошла нормально, Леша готов был отвечать, он даже и руку поднимал, нет, не тянулся, вывихивая лопатки, а скромненько, локоток на стол, но его не спросили. Марина Васильевна рассказывала про древние государства на территории России, и Леша знал, что урок ухватил. Теперь дома просмотреть учебник — и все.
А между уроками труда он сгонял в столовую, и уже не было малолеток — они умотали домой, — тут уж давились парни постарше, но и здесь Леша чувствовал если не силу, то право проламливаться и сквозь их плотную ругающуюся стену.
Рыбный суп, котлета с гречкой, компот. Ел неторопливо, нажимая на хлеб, он не был голоден и насыщал себя впрок. В три часа кросс, нужны силы — все понятно.
Даже и надежда шевельнулась, может, сегодня мама придет, и хотя обожгло понимание, что этого он хочет всего больше на свете и любит мать безоглядно, но надежду эту погасил.
И правильно, что погасил надежду, — дома никого не было. И когда перед ним замаячила глухая проблема ужина, он начал громко ругаться. Девки-заразы разбежались, а денежек нет. И он, Леша, не волшебник, чтоб простые бумажки превращались в дензнаки, и к тому же нет у него и станка для печатанья дензнаков. Ну, не заразы ли? Рубль-пять ведь остался, но это на самый пожарный случай.
До кросса оставалось полчаса, и Леша начал собираться. Достал старый хабэшный костюм — он был мят и грязен, но главное — мал. Да, но страдал Леша не из-за костюма и даже не от боязни провала на кроссе, страдал он от ненависти к своему телу. Ну, вот какой он тощий и хилый. Руки еще ничего, утренние накачки дают плоды — сносные бицы, но какие тощие и кривые ноги и какая цыплячья грудь с вдавлинкой посередке. И узкие покатые плечи. В школьной куртке это еще не так заметно, а в хабэшке — ну, стыдуха.
Да, тело свое он ненавидел. Главное — предательское оно, это тело. Духа, или желания, или воли — все равно как сказать — у Леши хватит не только чтоб быть первым, но и чтоб побить все рекорды, а тело непременно предаст — сорвется дыхание, не выдержит сердце, заплетутся ноги. Ну, не подлое ли тело? И за что его любить? Нет, только ненавидеть. И, конечно же, стыдиться его.
И разве он сам виноват? Ведь и зарядку делает, и днем иной раз отжимается, а оно все не наливается силой. Дайте ему жратвы хорошей, вот что ему дайте! Овощей и фруктов, а также мяса, сметаны и творогу от пуза, и оно не подведет, оно наберется силы.
Страдая и боясь позора, Леша вышел на улицу.
На проспекте его догнал Слава Кайдалов, самый сильный парень класса. На нем был спортивный костюм с непонятной надписью на груди, и молнии на кофте, и лампасы на штанах, и Слава был в настоящих — красное с синим — кроссовках. Слава был крепок, широкоплеч и на голову выше Леши, и Леша в своей хабэшке рядом со Славой казался цыпленком за рубль-пять, ощипанным и синеватым.