— Да нет, — сказал Серино. — Нам нужно с ним поговорить!
— А… Вы родственники, — понимающе проговорил врач, слегка изменившись в лице. — Что ж, мои соболезнования. Доктора Диердлинга можно найти на подвальном этаже, там у нас морг… Но не думаю, что ваш отец сейчас в состоянии куда-либо идти, юноша.
— А можно как-нибудь попросить доктора Диердлинга подняться сюда? — спросил Серино.
— Он редко бывает наверху, — ответил врач. — Но попробовать можно. Сейчас я туда позвоню.
По внутренней связи он вызвал морг.
— Это загробное царство? Вас беспокоит мир живых… Доктор Диердлинг у себя? Отлично. Передайте ему, что тут к нему пришли. Кто? Сейчас спрошу.
Серино сказал:
— Супруг милорда Дитмара.
— Говорят, супруг милорда Дитмара, — повторил врач. — В главном холле. Дело в том, что спуститься они не могут: уважаемый супруг милорда Дитмара чувствует себя слабовато. Был обморок. Не мог бы доктор Диердлинг подняться в главный холл? Хорошо, жду. — Минутная пауза. — Да? Прекрасно, я им передам. — Повернувшись к Серино и Джиму, врач сказал: — Доктор Диердлинг уже идёт.
— Большое спасибо за помощь, — сказал Серино.
— Думаю, мне нужно ещё побыть с вами на всякий случай, — сказал врач. — Вдруг обморок повторится.
— Ещё раз спасибо, — поблагодарил Серино.
Через пять минут над Джимом склонилось знакомое, но уже более зрелое лицо друга Даллена, обрамлённое тёмно-каштановыми мягкими волнами волос, убранных в тяжёлый узел на затылке. Тёплая рука накрыла помертвевшую руку Джима.
— Ваша светлость… Как вы себя чувствуете?
— Сами видите, доктор Диердлинг, — ответил за Джима врач. — Неважно.
Под белой спецодеждой у доктора Диердлинга заметно круглился живот: главный эксперт-патологоанатом был в положении. Он посмотрел на Серино:
— С кем вы приехали, ваша светлость?
Джим ещё не мог говорить, и за него ответил врач:
— Это сын, кажется.
Доктор Диердлинг, мягко дотронувшись до плеча Серино, сказал:
— Вам лучше сейчас обнять вашего отца и держать его покрепче, потому что у меня печальные новости.
Холодное оцепенение по-прежнему сковывало тело и душу Джима, когда его обняли сильные тёплые руки Серино. Безжизненная рука Джима лежала в тёплых ладонях доктора Диердлинга.
— Никогда не думал, что это выпадет именно мне, — проговорил тот со вздохом, опуская глаза. — Поверьте, ваша светлость, мне самому тяжело. К милорду Дитмару я всегда относился с сыновней почтительностью и любовью…
— Да что вы тянете? — прозвучал взволнованный голос Серино. — Не надо этих предисловий! Скажите, милорд умер?
Это слово — «умер» — вонзилось в обмякшее тело Джима, как скальпель патологоанатома. Его рука в руке доктора Диердлинга дёрнулась в предсмертной судороге. Тот поднял укоризненный взгляд на Серино.
— Молодой человек, я прошу вас, будьте сдержаннее, — проговорил он. И, мягко сжав руку Джима тёплыми руками, продолжил: — Ваша светлость, как ни тяжело мне это говорить, но сделать это придётся… Милорд Дитмар сейчас находится у меня. Он поступил ко мне два часа назад, и я уже провёл исследования, результаты которых дают достаточные основания для заключения о причинах смерти. Милорд крайне небрежно относился к собственному здоровью, особенно в последнее время. Я связался с его лечащим врачом, доктором Эгбертом Скилфо, и выяснил у него, что чуть больше года назад милорд после сильного сердечного приступа отказался от госпитализации и лечения. Без сомнения, если бы он тогда лёг в больницу и прошёл курс лечения, это продлило бы ему жизнь.
Мягкий, усталый и печальный голос доктора Диердлинга вливался в уши Джима леденящей душу струёй, и единственной чувствительной, свободной от мертвенного онемения частью тела Джима стала рука, находившаяся в тёплом плену ладоней доктора Диердлинга.
— Обширный инфаркт, — журчал скорбный мягкий голос. — Площадь некроза несовместима с жизнью, никакие реанимационные мероприятия уже не дали эффекта. Исследование сердца также выявило следы нескольких микроинфарктов, которые милорд, по-видимому, перенёс на ногах. Крайне безалаберное отношение к своему здоровью… Просто недопустимое. Констатирую это с глубоким прискорбием… Милорд совсем не берёг себя, и результат этого — ваше горе. Ваша светлость, если вы сейчас в состоянии, я прошу вас спуститься ко мне в кабинет. Там есть диван, можно расположить вас даже с бОльшим удобством, чем здесь.
Сильные руки Серино подняли Джима на ноги, в которых по-прежнему не было костей. Незнакомый врач заметил: