— Думаю, это не очень хорошая идея, доктор Диердлинг. По-моему, с его светлости на сегодня уже довольно… Вы хотите его окончательно добить?
Доктор Диердлинг заглянул Джиму в глаза и кивнул.
— Да, пожалуй, вы правы. Это для него даже слишком… Что вы предлагаете?
— Предлагаю уложить его светлость на одну из свободных коек и вколоть успокоительное, — сказал врач. — А завтра вы продолжите разговор.
— Думаю, вы говорите дело, — согласился доктор Диердлинг. — Что ж, позаботьтесь о его светлости должным образом, а мне, пожалуй, пора домой. Вообще-то, я должен находиться здесь до утра, но думаю, ничего не случится, если я уйду пораньше. За меня есть кому остаться.
— В вашем положении, доктор Диердлинг, дежурства вообще противопоказаны, — заметил врач. — Вам нужно беречься.
Доктор Диердлинг чуть улыбнулся. Снова взяв Джима за руку, он сказал:
— Ваша светлость, увидимся завтра. Думаю, нет другого выхода, как только оставить вас здесь.
Белые ширмы со всех сторон окружили Джима. Доктор Орм — так звали незнакомого врача — два раза вонзил в его руку иглу, что-то сказал Серино, и тот кивнул. Их голоса звучали невнятно, Джим куда-то проваливался вместе с кроватью, на которую его уложили, а белые ширмы росли и росли, становясь всё выше, стремясь достать до неба. Потом пришёл лорд Дитмар, присел рядом и долго смотрел на Джима ласковым и грустным взглядом.
«Держись, любовь моя, — прозвучал его голос в голове у Джима. — Теперь ты — глава семьи, всё на тебе».
Джиму хотелось крикнуть: не уходите, милорд, не оставляйте меня! Или заберите с собой, потому что мне не жить без вас! Но у него не было голоса.
«Дети нуждаются в тебе, — сказал лорд Дитмар. — Оставайся с ними. Даже если кажется, что оставаться незачем, нужно оставаться, пока можешь. Мне пора, сыновья меня зовут. А у тебя ещё есть здесь дела».
Ширмы накрыли Джима белой мёртвой пустотой.
Глава 8. Главное
Когда ширмы встали на место, Джим увидел рядом Серино. Тот спал на стуле, положив руки на одеяло, а на руки — голову. Джим хотел пошевелиться, но это разбудило бы сына, который, видимо, всё это время дежурил около него. Слабая рука Джима поднялась и погладила его мягкие светлые волосы. Серино открыл глаза и поднял голову.
— Отец… Как ты?
Язык Джима, еле ворочаясь в пересохшем рту, смог выговорить:
— Который час?
— Уже утро, — ответил Серино.
— Ты хоть немного поспал? — спросил Джим.
Серино размял затёкшие плечи и шею.
— Может быть, пару часов за всю ночь.
— Ты звонил домой?
Серино помолчал и ответил:
— Я сообщил Эннкетину. Надо позвать доктора, раз ты проснулся.
Пришёл доктор Орм. Он осмотрел Джима и сказал, что физически всё в порядке. Игла впрыскивающей ампулы снова вонзилась Джиму в руку, и через пятнадцать минут он почувствовал, что может встать. Его поддерживали руки Серино, но он сам довольно твёрдо стоял на ногах.
— Доктор Диердлинг просил вас зайти к нему, как только вы проснётесь, — сказал доктор Орм. — Если хотите, я вас провожу.
— Не нужно, благодарю вас, — ответил Джим и поразился, как спокойно прозвучал его голос. Немного слабовато, но спокойно.
«Загробное царство» было неуютным до мурашек по телу местом: серебристые стены и гладкий пол, низкие потолки и голубоватые трубчатые светильники, отбрасывающие мертвенный, холодный свет. Никаких особенных запахов не чувствовалось, кроме одного — запаха стерильности. Здесь царила особая тишина, тоже мёртвая и холодная. Сильная тёплая рука Серино обняла Джима за плечи.
— Я с тобой, отец.
На двери висела табличка:
Д-р ЭЛИХИО ДИЕРДЛИНГ
главный эксперт
Серино постучал, но никто не ответил.
— Наверно, его нет на месте, — предположил он.
И голоса в этом жутковатом месте звучали не так, как наверху, приобретая какой-то ледяной звенящий призвук. Джим зябко прижался к Серино, большому, сильному и тёплому.
— Может, я пойду, поищу его? — предложил тот.
— Нет, сынок, давай просто подождём, — пробормотал Джим. — Не оставляй меня… Мне страшно здесь.
— Ну, тогда пойдём, поищем вместе, — сказал Серино.
— Нет, — прошептал Джим, зажмуриваясь. — Подождём.
Даже время шло здесь по-другому. Оно то ускорялось, то ползло, то вообще останавливалось. Бесстрастные светильники чуть слышно гудели, и это был единственный звук в этом царстве вечного покоя.
Наконец послышались шаги, и Джим встрепенулся. По коридору шёл доктор Диердлинг в своей белой спецодежде и с круглым животиком, с убранными под голубую шапочку волосами, на ходу снимая перчатки. Джиму вдруг вспомнился растерянный и робкий юноша с большими печальными глазами, только что потерявший отца и скорбящий о своём безвременно ушедшем друге. Сейчас перед ним был он же, только уже не растерянный и не робкий, а уверенный в себе взрослый человек. У Джима сжалось горло от мысли, что именно он оказался тем, кто сообщил ему эту страшную новость, а не чужой и равнодушный человек. От этой мысли Джиму захотелось разрыдаться и обнять его.