Было раннее утро: небо в квадратном пластиковом окошечке лишь начало розоветь, виднелись поблекшие звёзды. Джим проснулся не в своём номере с кондиционером и санузлом, не в собственной удобной постели, а в большой палатке цвета хаки. Обстановка в этом жилище была более чем скромная: большой ящик вроде сундука был одновременно местом для сидения: возле него стоял стол и складной стул. Лежал Джим на надувной кровати под лёгкой простынёй, совершенно обнажённый, а рядом с ним, подпирая рукой коротко остриженную светло-русую голову, лежал Рэш и с улыбкой смотрел на Джима.
— Доброе утро, — сказал он.
Он склонился, и его тёплые губы нежно накрыли рот Джима. Джим вскочил и стал торопливо собирать и натягивать свои вещи, разбросанные по полу вперемешку с одеждой Рэша. Рэш засмеялся:
— Ты что?
— Простите, я… Мне нужно в «Оазис», — пробормотал Джим, сам не свой от внезапно накатившего на него стыда.
Он искал свой головной шарф и никак не мог найти. Как такое могло случиться? Как он мог прыгнуть в постель с едва знакомым человеком, пусть и очень симпатичным, предав память лорда Дитмара? Слёзы застилали ему глаза, и он никак не мог найти этот проклятый шарфик. Вчера они выпили в баре по три рюмки маиля, а потом Рэш пригласил Джима к себе. Джим помнил, как сел позади него на скутер и вцепился в его пояс, как они мчались под вечерним небом по бескрайним песчаным просторам, а встречный ветер трепал головной платок Рэша. Потом были крепкие горячие объятия и мучительное наслаждение.
— Ничего не было, — глухо проговорил Джим, заглядывая во все углы в поисках запропастившегося шарфа. — Я вас не знаю и вы меня тоже. Мне нужно в «Оазис».
— Да ты что, Джим! Что с тобой?
Рэш встал с постели, ничуть не стесняясь своей наготы, а Джим отворачивался, закрыв глаза. Тёплые сильные руки обняли его, ласковый голос защекотал ему щёку:
— Как это — «ничего не было»? Хорошенькое дело! А если я не могу жить без тебя? Пришёл, забрал у меня сердце, а теперь — «ничего не было»?
— Перестаньте, — простонал Джим. — Мы встретились в баре, выпили… Поехали к вам. Занялись любовью. Мы с вами оба прекрасно знаем, что у таких историй продолжения не бывает. Просто курортный роман.
Тёплые объятия ослабли, а ласковый голос стал печальным. Он тихо сказал:
— Значит, для вас это просто курортный роман. Что ж, я понял. Какой я идиот… Всё никак не могу поверить, что любви с первого взгляда не бывает. Хорошо, сейчас я оденусь и отвезу вас в «Оазис».
Последнюю фразу он сказал почти холодно. Джим опустился на сундук и закрыл лицо руками. Впервые за шесть лет он проснулся, согретый чьим-то теплом, услышал ласковое «доброе утро» и ощутил на губах поцелуй, только это был не лорд Дитмар. Горько-солёный ком поднялся из груди и застрял в горле. Рэш затягивал шнуровку на сапогах. Джим всхлипнул и затрясся. Настала тишина, а потом тёплые ладони согрели ему лицо.
— Джим, ну что ты… Ну, прости меня, если я чем-то тебя обидел.
От взгляда в его ясные и добрые, а сейчас ещё и грустные глаза Джиму ещё больше хотелось плакать, а сердце сжалось от непонятной светлой тоски. Обвив его шею руками, Джим со слезами прошептал:
— Рэш… Я не могу. Я не готов.
А его сердце кричало: «Можешь! Готов! Тебе нужно это, или ты засохнешь, как дерево без дождя!» Он разрыдался бурно и неукротимо, сотрясаясь всем телом, а Рэш ласково и испуганно его успокаивал. Потом, исчерпав все успокоительные слова, он стал раздевать Джима.
— Так, снимай всё, — нежно приказал он. — И в постельку. Живо!
Ещё никогда Джиму не приказывали раздеться и лечь в постель, но у него что-то сжалось в животе от того, как это было приказано. Ещё всхлипывая, он повиновался и с наслаждением впустил Рэша.
Потом Рэш осушал остатки его слёз поцелуями, а Джим ворошил пальцами его короткие волосы. Заря разгоралась, заливая всё небо, стенки палатки покачивались от утреннего ветра. Губы Рэша целовали Джиму шею и грудь, и от этого ему было тепло и щекотно. Край полога откинулся, и в палатку кто-то заглянул.
— Рэш, вставай, а то останешься без завтрака! — сказал молодой и бодрый голос.
Джим тихонько ахнул и натянул на лицо простыню. Бесцеремонно заглянувший в палатку человек проговорил с улыбкой в голосе:
— Прости, я не знал, что ты не один.
Рэш махнул на него рукой.
— Выйди, Скоббен!
— Извините, — сказал тот, кого назвали Скоббеном.
Джим сел, закрывая краем простыни пылающее лицо. Рэш тихонько засмеялся.
— Тут у нас не особо церемонятся, — сказал он. — Рабочий день начинается, Джим.
* * *