Выбрать главу

— Пожалуйста, папочка! — Я устремила на отца умоляющий взгляд, перед которым, как я знала уже в восемь лет, он не мог устоять. Он посмотрел на меня. По лицу было заметно, что он борется с собой. Наконец он вздохнул:

— Ладно. Но всего пару выстрелов.

Дейв пошел и нашел пистолет двадцать второго калибра, маленький такой, как раз мне по руке. Еще он раздобыл стул, на который меня и водрузил. Дейв зарядил пистолет, вложил его мне в ладонь и встал за моей спиной. Отец со стороны недовольно за всем наблюдал.

— Видишь там мишени? — спросил Дейв.

Я кивнула.

— Реши, в какую хочешь попасть. Не торопись. Нажимай на спусковой крючок медленно. Не дергай, иначе промажешь. Готова?

Я кивнула, но, по правде, я почти его не слышала. Я держала пистолет, и что-то во мне щелкало. Что-то правильное. Подходящее мне. Я взглянула на мишень, и мне показалось, что она находится далеко, хотя контуры человеческой фигуры находились совсем близко. Я направила пистолет на мишень, вздохнула и нажала на курок.

Я удивилась и обрадовалась, когда маленький пистолет дернулся в руке.

— Черт! — услышала я возглас Дейва.

Я снова взглянула на мишень и заметила дырочку в центре нарисованной головы, именно там, куда я и хотела попасть.

— У тебя, похоже, природный дар, юная леди, — сказал Дейв. — Попробуй еще.

«Парочка выстрелов» растянулась на полтора часа. В более чем девяноста процентов случаев я попадала туда, куда целилась, и к концу наших занятий уже знала, что буду стрелять из пистолета всю свою жизнь. И буду делать это хорошо.

Несмотря на свое отрицательное отношение к оружию, отец поддержал меня в этом начинании. Думается, он понимал, что оружие является моей неотъемлемой частью и уберегать меня от него бессмысленно.

Так в чем заключается правда? Я пугающе отменный стрелок. Я держу это при себе, никогда не выпендриваюсь на публике. Но наедине с собой к чему лицемерить? Я могу выстрелом задуть свечу и попасть в высоко подброшенный четвертак. Однажды на стрельбище на открытом воздухе я положила шарик от пинг-понга на тыльную сторону ладони той руки, в которой держала пистолет. Затем я резко опустила руку и успела схватить пистолет и попасть в шарик прежде, чем он упал на землю. Глупо, конечно, но я была довольна.

Все это приходит мне в голову, пока доктор Хиллстед наблюдает за мной.

— Это так, — говорю я.

Он закрывает досье. Сжимает пальцы в кулаки и смотрит на меня.

— Вы выдающийся агент. Безусловно, одна из лучших женщин-агентов в истории Бюро. Вы гоняетесь за худшими из худших. Шесть месяцев назад человек, которого вы разыскивали, Джозеф Сэндс, напал на вашу семью. Он убил вашего мужа и дочь у вас на глазах и изнасиловал вас. Усилием, которое можно назвать сверхчеловеческим, вы сумели освободиться и убить его.

Я молчу, не понимая, куда он клонит. Впрочем, мне это безразлично.

— И вот я, психотерапевт, у которого два плюс два не всегда четыре и вещи порой падают не там, где должны, пытаюсь помочь вам вернуться к вашей профессии.

В его взгляде я читаю такое глубокое сочувствие, что мне приходится отвернуться: взгляд прожигает меня насквозь.

— Я уже давно занимаюсь этим, Смоуки. И вы тоже приходите сюда не в первый раз. Я уже начинаю чувствовать кое-что интуитивно. Я могу вам сказать, что я чувствую относительно вас. Мне думается, вы пытаетесь выбрать, что делать: вернуться на работу или покончить с собой.

Я невольно бросаю на него откровенный взгляд: да, он прав. Оцепенение резко покидает меня, и я осознаю, что со мной играли, причем очень искусно. Он заболтал меня, увел в сторону, заставил потерять бдительность и вот нанес удар. Прямо в сердце, ни секунды не колеблясь. И удар достиг цели.

— Я не смогу помочь вам, Смоуки, если вы в самом деле не выложите все карты на стол.

И снова этот взгляд, слишком сочувственный для меня в данный момент. Хиллстед словно протягивает руки, чтобы схватить меня за плечи и хорошенько тряхнуть. Я чувствую, как на глаза набегают слезы. Но мой ответный взгляд полон ярости. Доктор хочет сломить меня точно так же, как я в свое время ломала преступников во время допросов. «Да застрелись ты! — думаю я. — Ни за что».

Кажется, Хиллстед читает мои мысли. Он мягко улыбается:

— Ладно, Смоуки, проехали. Еще одно напоследок.

Он открывает ящик стола и вынимает пакет для вещественных доказательств. Сначала я не могу разобрать, что в упаковке, но потом понимаю, и меня одновременно бросает в пот и охватывает озноб.