А на коробочке напечатана инструкция. Вскипятить воду, высыпать в нее желе и варить при температуре не выше 85 градусов, затем остудить. Я сбегал в лабораторию строительства, добыл термометр; вставили мы его в кастрюлю, держим — 85 градусов, а на газовой плите — это каторжная работа. Но приспособились. Варили, варили, затем остудили. И получился такой красивый розовый холодец. Целая кастрюля. Пригласили мы соседскую бабушку и ребятишек. Стали угощать. Сильная штука! Сожмешь зубы, откроешь рот, а челюсти у тебя сами — щелк. Как автомат! Между зубами застревают кусочки клея, из которого желе делают, они как резинки растягиваются. А соседская бабушка заявила, что подаст на нас в суд. За хулиганство. Мы же не знали, что у нее челюсти вставные. Мы думали — это настоящие зубы. И теперь мы с Павлом у всех новых знакомых спрашиваем: а у вас свои зубы? На всякий случай…
Спустя некоторое время Вася подмигнул Павлу, показал глазами — сматывайся, мол.
Павел попрощался и ушел.
Ну и находчив же, черт, — думал он. — Такое сказать. Где ваша труба? Если бы я попробовал это же самое спросить у любой встречной девушки, она бы, в лучшем случае, позвала милиционера… Ну и черт!
Домой Павлу не хотелось, и он решил пойти в кино. У самого входа в кинотеатр он лицом к лицу столкнулся с Виктором.
Павел побледнел, вздрогнул, но сдержался и не подал виду, что узнал его. А Виктор улыбнулся обрадованно и схватил Павла за руку.
— Вышел? Ну, слава богу! Как хорошо, что я тебя встретил! Где ты живешь? Что делаешь?
Он не выпускал руки Павла и был так обрадован, что Павел заметил на его лице новое, прежде чуждое Виктору, мягкое, ласковое выражение.
Павел рассказал о том, что живет у товарища, что руководит бригадой демонтажников, которая сейчас работает на строительстве компрессорной станции газопровода под Киевом, а также переносит и устанавливает несгораемые шкафы.
— Может, лучше было бы организовать бригаду, которая открывает эти шкафы? — чуть прищурился Виктор. — Ну да ладно. Ты сейчас куда собирался?
— Да никуда особенно. Думал в кино.
— Пойдем в ресторан, — предложил Виктор, — и там обо всем поговорим.
Когда они уселись в самом углу за столик, Виктор, просматривая ресторанную карту, небрежно спросил:
— Ты обо мне так и не упоминал?
— Нет.
Виктор выслушал короткий, бессвязный рассказ Павла о том, как он отбывал срок, как ему за хорошую работу засчитывали день — за три, как неожиданно он был вызван в Киев на доследование, а затем отпущен. О семье Вязмитиных ему почему-то говорить с Виктором не хотелось.
— Хорошо, Павлуша, — сказал Виктор. — Главное, что ты вышел.
Подошел официант. Виктор неторопливо, со знанием дела заказал ужин.
К их столику, слегка покачиваясь, направился худосочный, прыщавый хлюст, карикатура на картинку из журнала мод, — все вроде бы так, но очень преувеличено.
— У вас свободно? — спросил он уверенно.
— Нет, — ответил Виктор. — Занято.
Хлюст постоял, тупо раздумывая о том, ввязываться ли в скандал, посмотрел на плечи Павла, пробормотал что-то не слишком почтительное и ушел.
— Ну что ж, за тебя, Павел, — сказал Виктор, чокаясь.
Подряд, не закусывая, он выпил три рюмки водки, понюхал хлеб, разрезал пополам редиску, намазал ее маслом и посолил. Когда он снова заговорил, его чуть мурлыкающий, негромкий голос зазвучал с затаенным волнением.
— Если бы мы были на фронте… Если бы пошли в разведку… И если бы одному из нас — мне — пришлось отходить, а ты бы прикрывал мой отход… Я бы шел спокойно. Не оглядываясь. Ты — из тех людей, которые стреляют до последнего патрона. Из надежных людей… Ты ешь, — прервал он сам себя. — Не смотри на меня. Я обедал.
Он закурил.
— Но уж поверь мне: если бы ты отходил, а я остался, — ты бы тоже мог не оглядываться.
Он задумался, переплел и стиснул пальцы маленьких детских рук, затем достал из кармана конверт и положил его на стол.
— В этом конверте десять аккредитивов на предъявителя по три тысячи рублей каждый. Я хочу их дать тебе. У меня плохое предчувствие. Я хочу, чтобы ты взял их. Они тебе пригодятся. Один можешь израсходовать сейчас, а остальные пусть у тебя будут в целости год, начиная с сегодняшнего дня. Если я через год не обращусь к тебе, поступай с ними как знаешь.