Павел молчал.
— А я посмотрел, как ты работаешь, — из тебя люди могут получиться. И компрессоры, я вижу, тебе по душе. И голова у тебя есть — вот ведь как правильно сообразил с подвесными лесами. Нужно тебе квалифицироваться. Настоящих монтажников-компрессорщиков нам не хватает, а если ты поработаешь да позанимаешься, так из тебя настоящий монтажник выйдет. И вот еще — общественного лица у тебя нет. Поработаешь, в партию вступишь…
— Я… в тюрьме сидел.
Петр Афанасьевич сделал вид, что не заметил усилия, с каким Павел сказал это.
— Знаю, что сидел. Что ж с того? Ошибки — они бывают. А сейчас ты дельно работаешь. Я бы тебе сам и рекомендацию дал.
— Спасибо, — сказал взволнованный и растроганный Павел.
— Нужно тебе совсем на стройку переехать. Вот тут рядом с нами освобождается комната… Я думаю, что смогу договориться, чтоб тебе ее передали. Будем жить соседями. И столоваться, если захочешь, сможешь у нас, пока сам не женишься. А то по этим столовым и забегаловкам и дорого и спиться можно.
— Переезжайте, Павел, — поддержала мужа Клава.
…Утром Клава сидела у распахнутого окна и, быстро вращая ручку швейной машины, шила Пете синенькую в полоску рубашку. Машина стояла на подоконнике. По временам, оставляя шитье, Клава поднималась и поглядывала в окно — смотрела, как Петя с девочкой соседки, Варенькой, лепит из влажного песка бабки.
Варенька была старше Пети — в будущем году родители собирались отдать ее в школу, в первый класс. Бабки она лепила, подражая неторопливым и точным движениям своей мамы, домовитой хозяйки Марты Павловны.
— А тебя в дождь из хаты не выпустили, — подразнила Петю Варенька. — А я вся промокла от дождя…
— А знаешь, отчего дождь бывает? — вскинув голову, но оставаясь на корточках, спросил Петя.
— Всякий знает — от туч.
— А тучи из чего?
— Тучи?.. — растерялась Варенька.
— Тучи из газа, — убежденно сказал Петя. — Есть тучи белые — это из водорода, а черные — из кислорода. Когда они сойдутся, выходит такой взрыв — гром и огонь. А от этого получаются капли воды. И так всякую воду делают.
17
Эти стихи были подписаны под карикатурой, очень похоже изображавшей Александрову в виде черепахи. Карикатуру кто-то повесил на доске, где вывешивались «лучшие материалы».
Никто не знал, чья это проделка, но подозревали Валентина Николаевича. Он был чуть ли не единственным человеком в редакции, который весело рассмеялся, когда прочел эти стихи, и тут же заметил:
— Справедливо сказано.
Александрова в этот день пришла в редакцию позже, и к ее приходу карикатуру уже сняли.
Ее спрятала в свой стол технический секретарь редакции Лида, молодая женщина, известная тем, что за несколько минут могла разрушить репутацию, складывавшуюся годами.
В этот день Лида словно похорошела, как бывало с ней всегда, когда она узнавала какую-нибудь сногсшибательную новость. Она отозвала Александрову в сторону и зашептала.
— Такой ужас… Вы уже слышали?..
— Нет, — ответила Александрова резко и неприязненно.
— Такой ужас… Неизвестно, кто это нарисовал, но вся редакция уже знает… На вас карикатура.
— Какая карикатура?
— Вот она… Такой ужас…
— Похоже изобразили, — надев очки и снова снимая их, сказала Александрова. И молча ушла.
Когда Лена увидела вывешенную «на заборе» карикатуру на Александрову, она покраснела и втянула голову в плечи. За несколько дней до этого Валентин Николаевич прочел ей стихи, которые сейчас были подписаны под карикатурой.
Вот уже третью неделю Лена работала в отделе культуры.
Перед тем как Лену перевели в новый отдел, ее вызвал к себе редактор.
— Вам интересно работать в отделе писем? — спросил он.
— Интересно, — ответила Лена. — Только хотелось бы почаще получать задания… Ну, писать в газету…
— А стихов вы больше не пишете?
Лена замялась.
— Ну ладно, я вижу — вы человек неисправимый. Но посмотрим, как вам удастся писать стихи под руководством Александровой. Мы решили перевести вас в другой отдел, где у вас будут бо́льшие возможности для творческой работы.
Лене казалось, что улыбка, с какой разговаривала с ней Александрова, когда Лена пришла в отдел, была натянутой и неестественной.