Он замялся, подыскивая слово.
— Поворотливости? — подсказал Семен.
— Нет… другого… Вот не могу вспомнить… Есть такое слово… Ну, да ладно. Завтра испытаем эту штуку в деле.
— Нужно нам взять еще одного человека в бригаду, — сказал Павлу Станислав Лещинский. — Вместо старика. Иначе нам трудно будет управиться и здесь и в министерстве. Можно взять такого человека — Корецкого, он к нам просится, и начальство не будет возражать.
— А кто он такой?
— На складе сейчас работает. Хороший парень.
— Парень — как огурчик, — поддержал его Вася. И сейчас же добавил: — Пожмаканный и в прыщах.
Обозленная улыбка открыла ровные белые зубы Лещинского. Ему постоянно приходилось остерегаться злого Васиного языка.
— Если бы мы подбирали людей для балета «Лебединое озеро»… — начал он.
— Нет, — прервал его Павел. — Вместо Семеныча никого не возьмем. Будем ждать, пока он вернется.
— Ну, а если…
— Брось! — жестко сказал Павел. — Ты понимаешь, что говоришь? Старик выздоровеет.
Лицо у него потемнело, губы сжались.
Несколько дней Яков Семенович не выходил на работу.
— Что со стариком? — спрашивал Павел.
— Видно, заболел.
— А где он живет?..
Никто не знал. Даже в конторе строительства почему-то не оказалось его адреса.
Павел обратился в справочное бюро. Яков Семенович жил в центре города, на улице Энгельса.
В тот день Павел задержался на работе и приехал в город поздно, после девяти вечера. Ему открыла пожилая, толстая, крашеная блондинка со злым и неприветливым лицом.
— Кто вам нужен?
— Яков Семенович здесь живет?
— А кто вы такой?
— Я… Работаю с ним вместе.
— Как ваша фамилия?
— Сердюк.
— Так что вам нужно?
— Я же сказал — Якова Семеновича, — начал сердиться Павел.
— Ну… пойдемте…
Женщина неохотно пошла вперед по полутемному коридору.
При одном воспоминании о том, что он увидел, Павла передернуло.
Эта злая, крашеная толстуха оказалась женой старика. Была в комнате и дочка. Красавица. Как смертный грех! С маленькими заплывшими глазками, с редкими, изуродованными перманентом волосами, с красными руками, с пронзительным визгливым голосом.
Яков Семенович лежал за ширмой на узкой, окрашенной зеленой краской и похожей на больничную койке. Толстуха, опережая Павла, отодвинула одну из створок ширмы. Она все время искоса внимательно и подозрительно посматривала на Павла.
Лицо старика заросло седыми, жесткими, колючими волосами. Глаза, измученные болезнью, казалось, совсем затерялись в морщинах.
Без удивления старик сипло сказал:
— Ты, Павлуша? Здравствуй.
— Что с вами случилось?
— Язва разыгралась.
— Доктор был?
— Был. Лекарство прописал. А взять его некому. Вот я и лежу, как собака. — Павел с испугом увидел, как у него выкатилась слеза и поползла по заросшей щеке. — Воды некому подать. Боли у меня. А чуть заснешь — дочка на пианино играет. Ночью застонешь — жена кричит: не мешай спать. Горшок, горшок, извини, сам выношу, когда легче. Двое их у меня. Двое. Всю жизнь гнул спину… — он бессильно всхлипнул.
Павел почувствовал, как у него распирает грудь от дикого желания — бить! крушить! ломать!
— Как же это вы? — тихо спросил он, поворачиваясь к жене Якова Семеновича.
Очевидно, было в нем что-то необычное, потому что та взвизгнула и закричала:
— Какое тебе дело?!
— Мне — есть дело, — с угрозой сказал Павел, направляясь к ней.
— Пьяница! Что тебе здесь нужно? Уходи вон!
— Зови милицию! — присоединилась дочка. — Хулиган!
Они кричали так, словно их тут было не две, а десяток. Старик молча, с му́кой смотрел в потолок.
— Я тебя заберу отсюда, — сказал Павел Якову Семеновичу. И они сразу умолкли, прислушиваясь к словам Павла. — Я тебя здесь не оставлю. Я скоро вернусь.
Он быстро пошел к выходу. Вслед ему неслись проклятия.
Он не шел, а бежал по улице, приговаривая про себя: «Мне есть дело… Мне есть дело…»
Он думал: нет, старик не лгал. Когда рассказывал о своей семье. Он мечтал. Как я. Как все люди. У него такая мечта… Счастливая семья. Как он все хорошо придумал. Почему только это ему не удалось? Наверное, он понял, какой должна быть семья, когда уже было поздно. Когда уже ничего нельзя было сделать. Но он не лгал. Это — мечта.
Он уговорил Веру Гурину перевезти старика в санчасть строительства — при санчасти был изолятор на две койки. С помощью Олимпиады Андреевны он договорился с видным специалистом — профессором Голубницким и привез его к Якову Семеновичу. Профессор сказал, что операция противопоказана. Нужен покой, диета. Тогда он через постройком профсоюза добился для старика путевки в санаторий. Они купили ему путевку. Члены бригады посылали ему деньги. Но здоровье Якова Семеновича все ухудшалось.