— Вам, Павел, необходимо отдохнуть, — решила после экзамена Марья Андреевна.
Павел хотел сказать, что он действительно очень устал, что больше не может. Но вместо этого он угрюмо буркнул:
— Я понимаю — вам надоело. Но я не очень нуждаюсь. Если так — сам обойдусь.
После он подумал о том, что, вероятно, за всю жизнь с Марьей Андреевной так не разговаривали, и все же извиняться не пошел, а обвязал голову полотенцем и сел за учебники. Через несколько минут в его дверь постучала Марья Андреевна.
— Выпейте чаю, — тихо, без упрека, предложила она.
— Не хочу, — ответил Павел. Если бы он мог, он бы заплакал. Он выпил чай.
Через неделю он сдал экзамен по аналитической химии.
Он похудел, шея у него стала тонкой, нос и подбородок заострились, глаза приобрели нездоровое выражение.
Он жил «на всем готовом». И даже наедине с собой умел забыть о том, что за три года не принес в дом и трех рублей. Об этом еще будет время подумать. Позже. Только бессознательно избегал встреч со старыми товарищами. И не потому, что не было и минуты свободного времени. Боялся, что скажут или подумают: «В нахлебники пристроился».
Да, вот так. В нахлебники! «На всем готовом»! Как в санатории!..
К черту! В тысячу раз легче работать самую трудную работу, чем жить так, как он живет.
Видел он когда-то бегуна на марафонской дистанции. Пот заливал ему глаза. С шумом дышал. Казалось: совсем выдохся. Сейчас упадет. Но — бежал. Можно ли было требовать от этого бегуна, чтобы он на бегу занимался каким-то делом? Скажем, шил себе рубашку? Или чтоб разговаривал с друзьями?
…Три года. Три года изо дня в день шестнадцатичасовой рабочий день, без выходных, без кино и театра, и три года рядом с ним по шестнадцать часов в день — Марья Андреевна.
Едва он сдал последний экзамен, как Олег Христофорович Месаильский, рассеянно подергивая Павла за пуговицу, предложил ему место инженера-химика в своей лаборатории.
Все это время рабочий день Павла начинался в шесть часов утра. Сорок минут — на зарядку и туалет, двадцать минут — на завтрак и час — прогулка. Таким же остался его распорядок с первых дней работы в лаборатории Месаильского. Проводить его в институт в первый раз взялся Алексей.
— Я хотел бы поговорить с тобой, — сказал он Павлу. — И очень рассчитываю на то, что разговор этот останется между нами. — Он замялся, поправил очки. — Ты только постарайся меня правильно понять, — поглядывая вверх, в лицо Павлу, начал он. — Я очень уважаю… очень уважаю и люблю маму. Но все-таки сейчас, мне кажется, она поступает не совсем правильно. Ей этого я сказать не могу. А тебе — должен.
Павел молчал.
— Пока ты учился — все было хорошо. Какую бы цель ты ни ставил перед собой, но раз ты учился, раз ты сумел за три года сделать то, на что другим требуется пять лет, — все хорошо. Но теперь, как я понимаю, ты собираешься заниматься проблемой, о которой тебе говорила мама. Но я обязан сказать тебе — мне не верится, что это идея отца. Мама работала с ним всю жизнь. Но отец был выдающимся химиком, а мама — домашней хозяйкой. Она много знает. Она глубже, чем кто бы то ни был, разбирается в некоторых теоретических вопросах. Но она не смогла бы выполнить самого простого эксперимента. Она навязала отцу свою помощь, и я видел, что он, виднейший ученый, ни в чем не может обойтись без нее. И с самого начала, когда я еще учился в школе… я дал себе слово, что буду все делать сам. Один.
Они остановились у входа в небольшой скверик и стояли там, мешая прохожим.
— Но сейчас речь не об этом. Сейчас речь о том, что я уверен — это идея не отца, а мамы. Это тот вопрос, которым бы ей хотелось заниматься, если бы она руководила институтом в академии, а отец сидел бы дома и готовил обеды. Я говорю это не в упрек. У нас никогда не было домработницы. Мама из принципа сама выполняла все хозяйственные дела. И работала с отцом. Но ей горько, что она не использовала своих знаний. Я сочувствую этому. Я думаю, что, если бы ее жизнь сложилась иначе, она бы стала настоящим ученым. Но когда речь идет о том, что ты собираешься заняться невыполнимым, заняться фантастическим делом только потому, что поверил авторитету академика Вязмитина, я должен тебе это сказать. А ты уж сам все хорошо обдумай и решай.
— Ладно, — ответил Павел. — Я обдумаю.