В общем, во всем этом не было большого разнообразия. Даже в словах, с какими к ней обращались. Даже в подарках, какие ей обязательно делали. Прежде она тщательно продумывала, чем бы отдарить, ходила по магазинам, выбирала. А вот теперь, когда увидела роговые вьетнамские портсигары, купила сразу четыре штуки. Про запас. На все деньги, что нашлись в сумочке. Не все ли равно.
В их газете была однажды опубликована информация о человеке, который собрал чуть ли не сто тысяч спичечных этикеток. Коллекционеры эти назывались даже специальным словом. Лена забыла каким. Для чего нужны человеку сто тысяч спичечных этикеток? Не было ли и это способом заполнить пустоту? Был бы он хорошим часовщиком или металлургом — собирал бы он спичечные этикетки?.. Или строителем? Лена вспомнила встреченного ею когда-то начальника строительства Бушуева. Этому не нужны были этикетки. Он делал большое дело и, наверное, крепко верил в то, что без него оно не сделается. Вот это и нужно человеку — верить в то, что без него не обойдется, что без него нельзя, что то, чем он занят, — самое главное дело на земле.
Как этот бетонщик. Лена встретилась с ним на строительстве завода керамических блоков. Вихрастый, худощавый паренек в брезентовой робе. «Черт с ним, — сказал он Лене, — с заработком. Черт с ним, что меня на райкоме комсомола будут прорабатывать. За срыв обязательства. Я не потому не могу простаивать. Я не могу простаивать потому, что, когда я простаиваю, так мне кажется, что все государство, а может, весь мир простаивает. — И горячо потребовал: — Вы напишите про них. Чтоб шланги дали. Чтоб я не простаивал».
«Как ваша фамилия?» — спросила Лена.
«Я вам скажу свою фамилию, и вы меня уже никогда в жизни не забудете. Или лучше — покажу комсомольский билет…»
Он расстегнул жесткую, негнущуюся робу, полез за пазуху и достал клеенчатый бумажник, из которого вынул обернутый в целлофан комсомольский билет. «Тарас Григорьевич Шевченко», — прочитала Лена в билете.
Лена «написала про них». Через несколько дней Шевченко пришел в редакцию. Шлангов не дали.
Снова она почувствовала себя в роли героя известной сказки, который на похоронах приговаривал: «Таскать вам не перетаскать, носить вам не переносить», а на свадьбе — «канун да ладан».
«Как же вы? Написали и даже не поинтересовались, а какие результаты дала ваша газета? Ведь вы этим веру у людей подрываете. Я сам редактор. И чтоб это я написал в стенгазету, что Кате Грохало не выдали резиновых сапог, и чтоб ей после этого сапог не дали? И чтоб я не поинтересовался — дали сапоги или нет?..»
Но не это было самым худшим. Самым худшим было то постоянное чувство, которое в последнее время почти не покидало ее, о чем бы ни пыталась она писать. Чувство, очень точно выраженное русской поговоркой: «в чужом пиру похмелье».
Строили дома. Бурили нефтяные скважины. Пускали гидроэлектростанцию. Всюду она бывала. И везде могли обойтись без нее.
В дверь постучали. Ее вызывали на планерку — короткое совещание, где обсуждалось, что ставить в завтрашний номер газеты.
После планерки редактор предложил Лене остаться.
— Почему вы больше не пишете стихов? — неожиданно спросил он у Лены.
— Я пишу, — сказала Лена неправду.
Дмитрий Владимирович недоверчиво покачал головой.
— Вы мало пишете в газету.
Лена молчала.
— Нужно завести на четвертой полосе постоянную подборку о новых товарах. Вроде рекламы. Тридцать строк — о новом пылесосе, двадцать — о каких-нибудь новых консервах. Или вот — на полках магазинов залеживается тресковая печень. Ее плохо покупают. А между тем это ценный продукт. Так вот, небольшая заметка о тресковой печени. Можно даже за подписью специалиста.
Лена медленно перелистывала чистые странички своего блокнота.
— Я вижу, вас не очень увлекает эта идея? — спросил Дмитрий Владимирович с такой ледяной благожелательностью, что у нее сжалось сердце.
— Да. Не очень, — резко ответила Лена.
— Почему?
— Не знаю.
— А все-таки?
— Хотя бы потому, что в наших условиях реклама никому не нужна.
— Вы полагаете?
— Да. Потому, что наша реклама — нелепое и ненужное подражание загранице. И сколько на это тратится денег. Неоновые буквы призывают: «Пейте советское шампанское». Или еще хуже: «Покупайте часы», «Покупайте ювелирные изделия!» Я иногда думаю, что не так уж неправа Александрова, которая видит во всем плохом, что у нас делается, результат «холодной войны». Я понимаю — они толкают нас на необходимость содержать армию, производить оружие. Я понимаю — этого не избежать… Но только из подражания вести рекламу, следовать бездарным тупоумным модам…