Радостный и приподнятый Алексей стремительно сбежал с лестницы и на крыльце столкнулся с Ярцевым.
— Ты что, Соловьев? — с улыбкой спросил парторг. — Только, что с седьмого неба спустился? Женишься, что ли?
— Ой, Мирон Кондратьевич, тут дело такое… — начал было Алексей, но Ярцев перебил его:
— Ну, ну, на свадьбе, значит, погуляем!
— Да какая там свадьба! — махнул рукой Алексей. — Линию мою приняли, понимаете? Завтра на техсовет и в разработку! Директор сказал. А я-то думал: ну, натерплюсь еще, с одними переделками покисну. Это дело, Мирон Кондратьевич, на пару этажей повыше седьмого неба-то, ясен вопрос?
— Ну тогда поздравляю! — Ярцев потряс руку Алексея. — Только, признаться по-честному, все мне это уже известно, при мне разговор был. Кстати, решили мы вот что: проект закончим, построим линию, и товарищ Соловьев напишет книжку, а книжку пошлем в Москву, в Центральное бюро технической информации и таким образом…
— Какая там еще книжка! — попробовал отмахнуться Алексей. — С семью-то классами не больно напишешь.
— А ты не отмахивайся, — с какой-то немного хитроватой усмешкой посоветовал Ярцев. — Книжка у тебя уже, считай, написана, осталось поставить фамилию и… напечатать.
— Не неучам книжки писать, — нахмурился Алексей.
— С помощью товарищей почему и нет? Только дело еще не в том, Соловьев. Написавший книжку уже не имеет права оставаться неучем, понял? А ты, я смотрю, насчет учебы пока все на одних обещаниях едешь. Совесть у тебя что-то сговорчивая больно, а? Не по-партийному, смотри, это.
От неожиданной и более остро, чем прежде, вспыхнувшей досады на себя радость потускнела. «В самом деле, — думал Алексей, возвращаясь в цех, — кончать надо с этим. Сам собирался в заочную школу, а, выходит, потрепался, стыдно!» Вместо внезапной мальчишеской радости снова возникло острое недовольство собой…
Однако, когда Алексей увидел в цехе Горна, уже знавшего, очевидно, о судьбе линии, что угадывалось по его полному улыбающемуся лицу, снова стало радостно. Алексей пожал руку главного механика.
— Спасибо вам, Александр Иванович, за помощь спасибо! Техсовет завтра!
— Знаю, знаю, — пророкотал Горн и начал декламировать: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа!..» Рад, счастлив и… готов к новым делам, В общем, очень, очень поздравляю вас.
Алексей поискал в цехе Таню, но она уже, очевидно, ушла. Работала смена Шпульникова. Алексей заторопился домой.
Дверь Таниной комнаты была закрыта.
— Пришла Таня? — спросил Алексей у матери, вешая на гвоздь возле печки намокшую от дождя кепку.
— Пришла, — ответила Варвара Степановна, — приборкой у себя занимается. К празднику.
Дверь комнатки отворилась. На пороге появилась Таня с ведром и тряпкой в руках. Она была в рабочем халате и босиком.
— Варвара Степановна, — сказала она, поправляя съехавшую набок косынку, — я вымою заодно кухню, а?
— Рано, Танечка, натопчут еще до праздника-то. Неделя целая… Потом уж.
— Когда освободитесь, Татьяна Григорьевна, можно к вам с делом с одним? — спросил Алексей.
— Через часок. Управлюсь вот, — ответила Таня, надевая калоши…
Алексей постучал ровно через час. Таня прибирала на этажерке. Книги и все остальное, что размещалось на полочках, было переложено на стол. На кровати лежали приготовленные для окон чистенькие занавески.
— Рановато я? — спросил Алексей, останавливаясь у двери.
— Не кончила немного. Теперь скоро уже.
Таня не пригласила Алексея зайти попозже, и он стоял, не зная, уйти или ждать здесь. Стоял, наверно, долго, потому что Таня сказала:
— Что же вы стоите, Алеша? Присаживайтесь. — Это было сказано так просто и так приветливо, что Алексею неожиданно сделалось очень хорошо и тепло. Он сел у стола и взял первую попавшуюся книгу. Полистал. Таня вытерла полки и начала расставлять книги. Алексей положил книгу и ждал. На столе возле стопки почтовых конвертов и видневшихся из-под них каких-то фотографий лежала маленькая блестящая коробочка. Возможно, Алексей не обратил бы на нее внимания, если бы не приметил на крышке тонкую гравировку. Суворов!..
Должно быть, у Алексея был очень ошеломленный вид, потому что Таня, обернувшись за оставшейся книгой, вдруг спросила:
— Что с вами?
— Татьяна Григорьевна, вы не обидитесь, если я спрошу?