Остервенело тыча пером в чернильницу, которая отъезжала поэтому все дальше и дальше, роняя на стол жирные фиолетовые кляксы, он стал заносить в чистый бланк злые, пляшущие цифры. Перо не слушалось. Оно цеплялось за бумагу, разбрызгивая озорные фонтанчики. Он изорвал в клочья испорченный бланк, принялся за второй…
В конторку вошел Любченко. Костылев обратил внимание на его торжествующий взгляд.
— Значит, теперь прижим Серебрякова вы разрешили? — спокойно спросил Любченко.
Если бы зрачки Костылева обладали способностью жечь, переносица Любченко, наверняка, задымилась бы. Начальник цеха выбросил вперед руку со сменным заданием таким жестом, как будто в ней была шпага, которой он пронзал сменному мастеру горло.
— Вот. Возьмите и приступайте к работе, — приглушенным от злобы голосом сказал он.
Пробежав глазами задание, Любченко вышел. Хлопнула дверь.
— Ррразрешил!!! Черт бы вас побрал! — свистящим шепотом произнес Костылев в пространство. — Черт бы вас побрал с вашим прижимом, бездельники!
Вставая, он толкнул стол. Отъехавшая на самый край чернильница упала на пол.
В цехе уже останавливались станки. Оттуда слышались оживленные голоса, чей-то смех.
Прислушиваясь, Костылев тупо глядел в пол, на котором медленно расплывалось чернильное пятно.
Костылев ждал, что вся эта история закончится для него обычными в таком случае неприятностями: вызовут к директору или к главному инженеру, взгреют, может быть, запишут выговор в приказе (это было бы самым неприятным) или (по меньшей мере) «поволокут» на фабком и «пропесочат» по профсоюзной линии.
Напряженно размышляя над непонятным поведением Ярцева и сопоставляя его с тем, что возле станка был еще и Тернин, Костылев решил, что все это явный подвох. Пусть даже Ярцев, в самом деле, тогда еще ничего не знал, но ему все равно расскажут историю со всеми подробностями, и тогда…
Но слишком далеко вперед Костылев заглядывать остерегался. Однако на всякий случай он решил изменить тактику. Следовало поослабить давление на Озерцову, временно снять перегрузку, а там видно будет.
— Неправда, все равно согнем! — успокаивал он себя, обдумывая план новой атаки.
Не дожидаясь, когда его вызовут, Костылев «пересмотрел» нагрузку между сменами, распределил ее более равномерно, несколько облегчив, однако, для Шпульникова. Задания для смен Озерцовой и Любченко стал давать одинаковыми по объему. Он ждал вызова каждый день и про запас приготовил «веские» оправдательные объяснения, но, странное дело, его никто не беспокоил.
В цехе бывали и Гречаник и Токарев, часто заходили Ярцев, Тернин; никто из них не обмолвился и словом о случившемся. С начальником цеха все говорили обыкновенно, как всегда. В общем, все было тихо и спокойно. И вот это-то «затишье» и тревожило Костылева больше всего, заставляло настораживаться.
Он не знал, что «история с прижимом» уже известна его начальникам. Ярцев в то же утро рассказал о ней Токареву.
— Я тогда говорил тебе, Михаил, что этот тип мне не нравится, — напомнил Ярцев, рассказав все.
— А я, помнится, не заявлял, что без ума от его качеств, — ответил Токарев, записав кое-что из услышанного в свой блокнот. Он решил: пускай Костылев пока останется на своем месте.
— Определить действительную ценность этого человека, — сказал Токарев, — мы можем, лишь рассмотрев его хорошенько со всех сторон, это самое главное. А решить, что с ним делать, на это труда много не нужно…
Вполне возможно, что, если бы этот разговор стал известен Костылеву, все последующие события в смене мастера Озерцовой приняли бы иной оборот.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Во второй половине августа на фабрике создалась особенно напряженная обстановка.
Правда, к исходу первой декады сырьевая проблема была почти решена. Бригада Горна, хоть и основательно задержалась в Ольховке, дело свое сделала: вторая лесопильная рама была, наконец, пущена. Платформы, груженные досками, с лесозаводской ветки стали регулярно поступать на фабричную территорию. На лесобирже закипела жизнь. Сушильные камеры заработали с полной нагрузкой. Раскройный цех трудился день и ночь. Запасы заготовок для станочного цеха увеличивались… Сложность обстановки была в другом: в цехах начали вводить рабочий контроль.
Токарев считал, что систему надо вводить сразу во всех цехах и сменах.