— Бросьте вы, — улыбнулась Таня. — Думаете, я не понимаю: все это оттого, что вам самому-то очень, очень больно. Правда ведь? Ну скажите…
Илья ничего не ответил, но Тане показалось: что-то вдруг произошло, потому что в глазах его, где-то в самой глубине, как будто осторожно зажглись две далекие тоненькие свечечки.
Боков испортил полтораста комплектов ящичных стенок. Он знал уже по опыту, что незамеченным это не останется, шлифовщицы не примут от него детали.
«Дьявол с ним, с заработком, — думал он, — вот за материал удержат, натурально!». Записать работу в «маршрутку» в надежде на то, что «авось пройдет!», было делом совершенно пустым: «раскопают, черти!» Гораздо проще было уничтожить маршрутный лист. Правда, детали никуда не денешь, но при отсутствии расписки в «маршрутке» можно еще попытаться вывернуться. А если долежит партия до конца смены, так чего проще — перетащить все куда-нибудь в дальний угол цеха, где еще не убрали штабеля забракованных в прошлом месяце деталей, а там пускай ищут и доказывают.
И маршрутку Боков порвал. Он великолепно знал, что теперь пропадает работа всех его предшественников; им не заплатят даже частично, как за брак не по их вине, но для него это был сущий пустяк.
Возможно, ему удалось бы спрятать следы, если бы не Нюра Козырькова. В обед в ночной смене она видела, как Боков, разорвав маршрутный лист, вышел из цеха и выбросил обрывки в водосточный желоб. Нюра сразу побежала к Тане и взволнованно сказала, что «никак Боков маршрутку-то напрочь изорвал!»
Таня пришла к станку.
— Где маршрутка на стенки, Боков? — строго спросила она.
Боков нахально таращил глаза и молчал. Таня позвала его в конторку. Он, на удивление, послушно пошел за ней.
«Сейчас акт писать станет, гадюка», — подумал он, входя и затворяя за собой дверь.
Но Таня акт писать не стала.
— Всё с вами, Боков, — сказала она. — Люди устали от ваших вывертов. На фрезере больше работать не будете, пока не измените отношение к делу. Пойдете подручным к Шадрину.
— А… этого куда? — криво усмехнулся Боков. — На мое место?
— Новикова, — строго поправила Таня. — Вы догадливый. Да, на ваше бывшее место.
— Не выйдет! — огрызнулся Нюрка.
— Выйдет, — со спокойной твердостью ответила Таня.
— А я не встану подручным, и все!
— Ну что ж! Упрашивать я не буду, но с фрезера вас снимаю. Образумитесь — видно будет.
— Натурально! Любимчикам первый почет, — съязвил Боков. — Вошли в доверие! У меня таланту нету подлизываться, вот! У меня талант на работу! Пятый разряд у меня еще до вашей фабрики, слыхали? Я на любом станке могу! Не думайте, по самые ноздри этими талантами начинен!
— Перестаньте шуметь и слушайте меня, — попробовала остановить его Таня, но Нюрка расходился все больше и больше, и не потому, что был обижен или не понимал, за что наказание, просто, это была, так сказать, «психическая атака».
— У вас к человеку подходу настоящего нет! — не унимался он. — Вы людей не воспитываете, а малюете по смешному для паники: ты, мол, такой разэтакий, «плюнуть вслед вам каждый рад!» — процитировал он памятные строки из первого номера «Шарошки». — Проплюетесь! А ваш контроль все равно накроется. Поиграют в игрушки и бросят.
— Хватит, Боков! — Таня подошла к двери и, выглянув в цех, попросила одну из девушек сходить за Шадриным.
А Боков все кипятился. Когда вошел Шадрин, Таня сидела за столом, подперев рукой щеку. Нюрка разглагольствовал:
— Все равно без нас ком-му-низь-ма не построите! Шагу без нашего брата, без простого человека, не шагнете, и ко мне обязаны особый подход иметь, принимая во внимание мои душевные склонности!
— Петр Гаврилович, — громко, чтобы боковская трескотня не заглушила ее слов, сказала Таня. — Боков с завтрашнего дня пойдет к вам в подручные, прошу иметь это в виду.
Боков на эти слова не обратил внимания, как будто они вовсе не относились к нему. Он стоял, разухабисто привалившись плечом к конторскому шкафу и закинув ногу за ногу. Шадрин подошел сзади и легонько ткнул его в спину.
— К себе внимания требуешь, а перед мастером стоишь как у пивной стойки! — грозно пробасил он.
— На вытяжку прикажешь? — скривил длинные губы Боков, не меняя позы. — Я простой человек, без интеллигентских замашек, закон и точка!
Эва ты что знаешь, герой! — награждая Нюрку презрительной усмешкой, сказал Шадрин. — Нет уж, Боков, не ври! Знаем мы тебя не первый день. Вовсе ты не простой человек, а пока еще довольно замысловатая дрянь. До тебя в каком месте ни коснись — на руке след останется. — Шадрин положил свою тяжелую длинную руку на плечо Бокова и, стиснув, рванул его, заставив выпрямиться. Боков слегка опешил, но сразу вновь принял независимый вид.